Поганое поле. Возвращение (СИ)

Ориентироваться в темнотище было сложно, поэтому я постарался захватить клинком побольше мяса вокруг глаз, чтобы не проткнуть яблоки. Клинок то и дело скрежетал о края орбит, и меня передергивало. Иногда подступала тошнота, но я сказал себе, что не оторвусь от процедуры, даже если меня будет выворачивать наизнанку.

Урод не вонял и вовсе почти ничем не пах, разве очень слабо — чем-то пряным, с кислинкой. Запах мог показаться приятным, если не знать, от кого он исходит. Люди куда зловоннее…

Я подхватил пальцами мокрый и склизский комок и положил в банку, затем второй. Тщательно закрыл крышку.

“И как такая мерзость могла породить ребенка от человеческой женщины?” — подумалось мне.

Третий Урод напал, когда я выпрямился. Я срезал его очередью и, выдохнув, вышел из боевого режима.

Некоторое время стоял, прислушиваясь к тишине и всматриваясь в В-токи. Три Урода превратились в три трупа, а глаза лежат в банке. Можно и передохнуть.

Сзади зашелестели стебли травы — если бы не обостренные в край чувства, я бы в жизни ничего не услышал.

Я обернулся и “увидел”, как безглазый медленно, отрывистыми движениями поднимается на ноги. Из бока с ножевыми отверстиями стекала жижа, шаги его были неуверенными и неловкими, как у вдрызг пьяного человека, но он шел прямо на меня!

Тот, которого я застрелил сразу после первого, тоже поднимался. Из раззявленной пасти (это было мое воображение или обострившееся восприятие В-токов?) вырывалось тихое хрипение. Третий пока еще лежал в траве бесформенной грудой, но начинал шевелиться.

— Олесь? — раздался позади хрипловатый женский голос. Это была Люция.

Я словно проснулся. Сорвавшись с места, я огромными скачками понесся назад в лагерь, рискуя сломать себе ноги или шею.

Когда я был совсем рядом от лагеря, с гулом вспыхнул костер, которого до этого совсем не было видно. В него будто солярки подлили. Языки пламени вознеслись выше человеческого роста в звездную высь, озарив круг в несколько метров в диаметре.

Я зажмурился, потом оглянулся. Уроды (или зомби?) пропали из виду.

Отщепенцы как ни в чем не бывало сидели на поваленном стволе дерева возле костра и что-то жевали, запивая из деревянных кружек.

Только Люция стояла и оглядывала меня с жалостью.

— Бедный Олесь… Как тебя порезали-то…

Я опустил взор. Рубашка насквозь пропиталась моей и чужой кровью. В свете костра она выглядела как черные пятна с маслянистым блеском. Щека у меня была изрядно исполосована когтями, но я пока не мог оценить степень урона. На нетвердых ногах я подошел к Джерому и протянул заляпанную банку. Смотреть внутрь не хотелось.

Седой Отщепенец взял банку без малейшей брезгливости, поглядел на нее и покачал головой.

— Чего ты ждал, когда забрал глаза? Не знал, что Урода просто так не убить в ночи?

Ноги у меня все-таки подогнулись, и я опустился прямо на траву. Усевшись по-турецки, я положил на колени автомат и нервно хихикнул:

— Они что, бля, зомби?

Отщепенцы переглянулись. Не поняли, что я имею в виду на тру-русском. Джером объяснил:

— Их убивает только яркий свет. Это Погань, нежить, что обитает на земле по своим законам. Законам потустороннего мира, а не нашего. Твой безглазый вновь отрастит глаза и… может быть, придет за ними!

Он заржал, как лошадь, остальные подхватили смех, в том числе и я. От пережитого меня колбасило так, что надо было срочно выплеснуть эмоции. Я не представлял, шутит он или говорит серьезно. Раньше и не представлял, что Уроды — это что-то вроде нежити, которая регенерирует после сильных ран.

— Уроды, между прочим, самые слабые из всей Погани, — заявил Алихан, отбросив в сторону обглоданную косточку, поковыряв пальцем в зубах, а потом — этим же пальцем — в носу.

Его перебила Люция, которая стояла за моей спиной и, вероятно, сдерживалась, чтобы не сделать мне массаж плечей:

— Однако Испытание он прошел.

***

С посвящением меня в таинства Вед Форм проволочек не последовало. Скорее, наоборот. Медленные и несобранные Отщепенцы ускорились так, что я не успевал за событиями и при помощи апгрейда.

В становище мы примчались с такой скоростью, будто за нами гнались все Уроды Поганого поля. После слов Джерома, что Урод явится за своими глазами, я и впрямь постоянно озирался, хотя и понимал, что это глупая шуточка. Я еще не отошел от битвы, в жилах бурлил адреналин, и ни о каком спокойствии речи не шло.

В становище всюду горели факелы, и слуги зажигали еще. Видимо, кто-то из советников приказал это сделать хитрым магическим способом, на расстоянии. Иначе откуда им знать, что мы возвращаемся?

Когда меня провели в шатер Совета, я сообразил, что посвящать меня намерены прямо сию минуту, не дав возможности умыться.