Поезд Ноя

– Не перечисляй, я помню. Полное собрание сочинений – сорок три тома! И все про этого самого Скрюченного.

– Обалдеть можно!

– Подумаешь! Всего-навсего еще один Джеймс Бонд.

– О том и речь. Но какой успех! Вы вспомните!

– Помним, помним! И знаешь, в чем секрет этого успеха? В том, милый мой, что писали о том, чего не было. Фрейд это в свое время популярно растолковывал.

– Эдипов комплекс?

– Сам ты Эдипов комплекс! Сравнил грабли с лопатой. Я про боевики говорю. И эротические фантазии. Уж вы мне поверьте, про такие вещи лучше всего кропали либо вечнопечальные импотенты, либо невостребованные женщины. Выход нераскрытого либидо через литературу.

– Униженцы и возвышенцы?

– В точку!.. Помнится, Моравиа тоже эту темочку обсасывал. Жаль, не развил идейку. Утонула за картинками половых приключений.

– Так может, Моравиа тоже, к примеру, того? В смысле, значит, невостребованный?

– Кто же знает. Теперь всякое болтают. Про поэтов с прозаиками, про танцоров. Невостребованность – она действительно бывает плодовитой.

– Ну вот, договорились!.. А мы с вами – что, импотенцией страдаем? Я, к примеру, решительно возражаю! И думаю, появись такое желание, сумели бы зафуфырить какую-нибудь эротико-приключенческую блудодень. Даже проще простого!

– Пожалуйста, кто мешает! Зафуфырь!

– И зафуфырил бы! Только пакостно мне, к примеру! И душе претит.

– Им тоже претило, однако преодолевали. И себя, и мораль, и стихию.

– Ну и что?

– Ничего. И ты преодолей! Волю прояви, настойчивость!

– Я так не могу.

– Не могу, не могу, свело правую ногу! – весело подхватил Жорик.

– Не ногу, а ногу! – хрюкнул Егор.

– Все равно не могу!..

– Зря ржете. Грустная это вещь – сочинять строки, которым не увидеть свет при жизни автора.

– Если бы только при жизни!

– О том и толкую! – Горлику очень хотелось продолжить прежнюю тему. – В кино – сериалы, в музыке – рэп-частушки. Докатились, так-перетак! Поспрашивайте у тех же инсайтов, какие у них самые крутые игры, и, как пить дать, укажут на какой-нибудь мыльнопенный триллер. А в сюжете очередной «Скрюченный» бродит по тоннелям, крошит ползающих повсюду вампиров и соблазняет на все готовых принцесс. Нет, братцы, я не против массовой культуры, – черт с ней! – я против культуры скучной и безмозглой.

– Запомни, камрад, массовая культура – всегда безмозгла.

– Чего, чего?

– Разъясняю. Если Толстого с Апдайком распространить по всей планете, то и они перейдут в разряд серого и сирого.

– Ну уж… Это ты не туда загнул. Я ведь о наших временах, о наших условиях.

– А что ты хочешь от наших условий?

– Как что? Я много чего хочу. К примеру, чтобы уровень той же массовой культуры чуток приподняли. Не могут сами, пусть заимствуют у классиков. Не из головенок своих пустых, не с потолка, а из чужих, к примеру, шедевров. Все таки облагородили бы беллетристику.

– Благородная беллетристика! Отменно звучит… – Жорик гоготнул. – Как-то читал я одного пиита, – тоже увлекался вольными переводами…

– Вольными или невольными?

– Это уж как взглянуть. Впрочем, кое-что у него действительно выходило забавным – в смысле, значит, облагороженным. – Жорик взмахнул руками, с завыванием продекламировал: нежно раскрылись уста / лица ее живота, / и острый клинок джигита / что будет сильней победита…

– Хватит, хватит! Суть мы уже поняли.

– Что вы могли понять, это же только начало!

– А я говорю: достаточно!.. Помнится, наш преподаватель эстетики, старый хрен, похожий на Эйнштейна, как-то, разъярившись, воскликнул: «Я вас культуре учу, говна такие, а вы тут лясы точите!» Мы потом чуть ли год эту фразу цитировали. На доске мелом писали. Ох, и посмущался он у нас! Даже жаль старика было. Вот и тебя с твоим половозрелым джигитом туда же понесло.

– Меня?!..

– Кого же еще! Только, ради Бога, не обижайся. Какая разница, как называть – компиляция или облагораживание. И то, и другое – по сути своей воровство.

– Я бы сказал мягче: заимствование…

– А что тут плохого? Если заимствуют, значит, чего-то стоишь. У меня, к вашему сведению, раз семь или восемь заимствовали идеи. Прямо кусками текст выдирали.

– Так ведь, к примеру, и у меня то же самое!

– Возможно, не спорю. Зато твой «Иммануил» точь-в-точь как Тургеневский «Рудин». До точек и запятых. Ты извини за прямоту, но это уже факт. Ты даже абзацы ленишься местами переставлять и прилагательные старорусские оставляешь.

– Ну и что ты этим хочешь сказать? – узловатым пальцем Горлик вывел в воздухе замысловатый иероглиф. – Тут ты, братец, на скользкое ступаешь! Потому как, во-первых, я уже сказал: писатель Горлик в принципе не возражает против списывания, – лишь бы доходило до народа, а во вторых, это надо еще выяснить, кто у кого списал. Великий ли, заглянув в скважину будущего, или я, всмотревшись в дыру прошлого. Таланты – они, милый мой, – вне времени.

– Славная же тебе попалась дырочка! Этакая дыра-дырища! – Жорик громко расхохотался. – Не расскажешь, где такие водятся? Тоже разок бы заглянул.