Поэты сидели в овраге

Превратилось озеро в лужу.

Не идут по нему корабли,

даже лодки сидят на мели,

только щепки его утюжат.

Где вчерашнее поле волненья?

Где вчерашнее зеркало неба?

В этом мутном осколке шагрени

отражается только нелепость.

И тревога, рожденная ветром,

не волною, а рябью идет.

Здесь ни птица, ни зверь не живет,

лишь тоскует камыш на полметра.

То не снимок природной глуши.

Это повесть погибшей души.

2002 г.

Дни проходят кадр за кадром

Дни проходят кадр за кадром –

черно-белое кино.

Их растущая эскадра

в памяти идет на дно.

Штормы водятся и мели

в море памяти моей,

чтоб его не засидели

мухи черно-белых дней.

2002 г.

Ветка, ветка, ты на свете

Ветка, ветка, ты на свете

не одна.

Пусть ломает тебя ветер

дотемна.

И когда совсем в глазах

почернеет,

на себе увидишь птах

закоченевших.

2002 г.

Как курица яйцо, стихотворенье

Как курица яйцо, стихотворенье

высиживаю несколько часов.

Но то ли птенчик склонен к подозренью

и не желает пищей быть для сов,

то ль скорлупа крепка, как наши танки,

то ль курица, как рыба, холодна, –

яйцо не кажет творческой изнанки.

Но мука и сама собой княжна.

2002 г.

Сухая кожа. Штаны трещат

Сухая кожа. Штаны трещат.

Последний слабый души разряд.

Вода засохла, вода легла,

вода сухая белым бела.

Упала ртуть. Застыла кровь.

Полярный воздух, как бык, здоров.

Плебейский крепкий стоит сезон.

Душа-дворянка впадает в сон.

2002 г.

СЕРДЦЕ

Сердце в клетке – что за птичка?

Попугай или синичка?

То бранится, то поет,

мысленно верша полет.

Попугай напуган клеткой,

и о клетке речь его,

а синица бредит веткой

и не видит ничего.

2002 г.

Смерть друзей нас еще собирает

Смерть друзей нас еще собирает.

Жизнь уже нас не может собрать.

Центробежная сила дерзает.

Карусель не раскрутится вспять.

Между нами пространство все то же,

но оно не едино сейчас:

по незримым ячейкам и ложам

рассовало как будто нас.

Одиночество, круг свой сужая,

кабинетный диктует покой,

чтобы сверхтеснота гробовая

не явилась нам слишком чужой.

2003 г.

Если на крест накинуть пальто и шляпу

Если на крест накинуть пальто и шляпу,

крест превратится в пугало,

и ангелы никогда не слетятся

на твой огород.

Хороший христианин – голый христианин.

2003 г.

Спи, царевна, мы с тобой

Спи, царевна, мы с тобой,

мы твой сон посторожим,

никуда он, голубой,

от тебя не убежит.

Спи, царевна, бог с тобой.

Сладко спать в гробу хрустальном,

что подвешен капитально

к небу цепью голубой.

Спи, царевна, мы – твой сон,

мы живем, пока ты дремлешь.

Всяк из нас в тебя влюблен.

Долго-долго спи, царевна.

2003 г.

Что-то дума моя вольна

Что-то дума моя вольна,

распоясалась, как война,

расходилась, что твой казак.

Ах, язычество языка!

Не скитанье бы ей, а скит.

В угол встать, там где лик и лампада,

ширину поджимая, расти,

достигая небесного града.

2003 г.

Стрекоза над водой замирает

Стрекоза над водой замирает

и видит себя в голубом небе

среди облаков

но она знает: это оптический обман

и чтобы попасть в небо

надо пройти зазеркалье

Зазеркалье рядом

но что-то останавливает стрекозу

упасть в это жидкое вязкое стекло

быть может, догадка

что там исчезнет всё

в том числе и небо

2003 г.

Последний комар надо мною звенит

Последний комар надо мною звенит

прощальную песню звенит

Осень, ему улетать далеко

откуда никто не вернулся

Комарилья уже в небе

а он отстал

ему надо срочно заправиться

и догонять товарищей

Что ж ты мешкаешь?

Садись на мою ладонь

пробей шпагой скважину на этом кожаном аэродроме

наполни баки и лети

Мне ли тебя не понять

мне ли тебя не обнять

которому понемногу

тоже пора собираться в дорогу

2004 г.

КРЫША

Моя тема довольно темна

Есть ли у меня тема?

Может, это летучий туман

или луны пышное тело?

Я часто себя ловлю

стоящим на краю крыши

Видимо, я люблю

быть к луне ближе

На крышах прохожие редки

не то что раньше, когда

работали трубы и те, кто

их чистят. Лишь иногда

карлсоны пролетают

проще говоря, вороны

как некая символов стая

сегодняшней российской короны

поскольку это жульё

летит воровать бельё

Что еще рассказать о крыше?

Здесь антенны ждут голоса свыше

но эфир, как помойка, опух

Телевизионные князи

заливают в народное ухо

цикуту собственной грязи

и Гамлета на них нет

Моя тема, как жгучий брюнет

2005 г.

Перевернул листок, и снова

Перевернул листок, и снова

меня берет за горло слово.

Оно то плачет, то хохочет,

оно молчать в гробу не хочет.

Оно стремится – чего ради? –

оставить след в снегу тетради.

Ну что же, хохочи и плачь.

Ты мой палач, я твой палач.

Придет весна, сойдут следы

и наберем мы в рот воды.

2005 г.

Как троллейбус, катится запой

Как троллейбус, катится запой,

и концы рогов его сверкают во мраке.

Те, кто в нем, себя не помнят.

«Где мы едем»? – они кричат.

Но кондуктора нет и водителя нет.

За окном – каменные трущобы, покрытые плесенью,

испарения болот и канализаций.

А внутри – термоядерная война,

что питает звезды.

«Кто мы? Где мы?

Когда остановка»? – бормочут они.

У троллейбуса растерянные глаза,

у него отказали тормоза.