Читаем Поджигатели (Книга 2) полностью

Будильник задребезжал над ухом Эрнста, как всегда, в восемь. Эрнст хотел было повернуться на другой бок, но вспомнил, что до отъезда отца на службу следует показать ему составленный Золотозубым протокол, якобы изобличающий Анни в краже драгоценностей. Он позвал мать и отдал ей документ. Фрау Эмма долго стояла перед дверью генеральского кабинета, прежде чем решилась постучать. Узнав о протоколе, Шверер приоткрыл дверь и выхватил лист из рук жены. Прочитав протокол, он распахнул дверь. Фрау Эмма в страхе попятилась.

- Эрнста! - прохрипел генерал.

Эрнст пошел к отцу в пижаме, с бледным, помятым лицом, тщетно пытаясь вызвать в нем выражение независимости. Его губы кривились в смущенную усмешку, глаза беспокойно бегали, уклоняясь от встречи со взглядом генерала.

В отчаянии охватив голову руками, генерал пробежался по кабинету.

- Идиот, совершенный идиот! - крикнул он. - Не понимает того, что в руках этих скотов Анни выболтает все, решительно все!

- Она ничего не знает.

- Идиот, боже мой, какой идиот! - повторял генерал. - Иметь с ними дело каждый день и не понимать того, что они выколотят из Анни правду, доберутся до истинного вора!

- Если они этого захотят, - пробурчал Эрнст, но Шверер, не слушая, ткнул протоколом в лицо Эрнста так, что тому пришлось отдернуть голову.

- Можешь использовать это в клозете! - крикнул генерал.

- Я тебя не понимаю...

Генерал побагровел.

- Врешь!

- Если ты будешь так разговаривать, я уйду.

- Попробуй! - заорал Шверер.

- Папа...

- Анни должна быть здесь сегодня же!

- Это немыслимо!

- А мыслимо, что все мои враги начнут болтать, что сын Конрада фон Шверера вор? Это мыслимо?!

- Кто смел сказать такую ложь? - Возмущение Эрнста выглядело почти естественно. Он сделал отчаянною попытку перейти в наступление: - Анни созналась! Для правосудия этого достаточно.

- Правосудие! А где гарантия, что ваше "правосудие" не будет держать этот камень за пазухой против меня?..

Генерал потер лоб и сказал:

- Если дело сегодня же не будет ликвидировано и Анни не будет здесь, я... - Он замялся, не зная, что сказать. Неожиданно для самого себя крикнул: - Тогда ты освободишь от своего присутствия мой дом!

Это не входило в планы Эрнста.

- Мое дыхание отравляет здесь воздух? - с кривой усмешкой пробормотал Эрнст. - Не то, что тихая жизнь любимчика Отто... А ты уверен, что он не приставлен к тебе для того же, для чего был приставлен к Гауссу?..

Прежде чем Эрнст успел оценить эффект своих слов, генерал схватил его за грудь. Тяжелая пощечина звоном отдалась в ухе Эрнста. Шверер толкнул сына так, что тот, ударившись о стол, полетел на пол.

Эрнст тотчас сообразил, что переборщил. Неосторожное сообщение об Отто может стоить ему головы! Гестапо не простит болтливости. Он может быть кем угодно - вором, убийцей, шантажистом - только не болтуном! Прежде всего нужно удержать старика от разговора с Отто. Чем?.. Чем?.. Анни!

Ставка была велика - собственная голова. Эрнст решил не жалеть красок. Не поднимаясь на ноги, пополз к отцу; по щекам его текли слезы.

- Если хоть одна душа узнает о том, что я сказал... ты понимаешь... они меня не пощадят. Я сделаю все, что ты хочешь... Заставлю их вернуть Анни, хотя бы мне пришлось взять вину на себя...

Генерал холодно перебил:

- Дурак! Только этого нехватало!

- Все, что хочешь, - слезливо бормотал Эрнст. - Только обещай: ты никому не скажешь про Отто...

Генерал молчал.

Но Эрнст видел, что отец сдался.

С видом побитой собаки Эрнст поднялся и, согнувшись, поплелся прочь. Но мысли текли уже холодно и ровно; пока старику хватит о чем думать и без него: Отто!.. А там будет видно...

18

Пруст сидел и смотрел на вращающийся диск пластинки. Шверер стоял у стола, отбивая ногою такт. Шпора на его сапоге негромко позвякивала. Он тихонько напевал, вытянув губы:

Германское оружие - священный мой кумир.

Германское оружие па-а-бе-дит весь мир...

- Это "есть то, о чем мечтает "мир"? - послышался у дверей насмешливый голос Эгона.

- А, господин доктор, - дружески приветствовал его Пруст. - Я еще не успел поздравить тебя с успехом последнего произведения!

- Бывают произведения, которые подчас хотелось бы уничтожить собственными руками, - ответил Эгон.

- Ты считаешь конструкцию неудачной? - На красном лице Пруста отразилась тревога, усы беспокойно задвигались. - Будь откровенен. Мне это важно знать!

- В этом смысле дитя вне подозрений.

- Ты еще не знаешь? - с гордостью сказал Шверер Прусту. - Бурхард поручает Эгону разработку нового самолета. Мой сын не подведет, в этом я уверен! Ему самому захочется дать нам лучшее, на что он способен.

- Если мне чего-нибудь и хочется, отец, - негромко произнес Эгон, - то прежде всего забыть слово "война".

- Еще один любитель музыки! - проворчал Пруст.

Шверер поставил новую пластинку с шумным маршем. Он не хотел продолжать и этот разговор. Он заговорил о "москитах". Эгон живыми красками нарисовал картину своего визита в дивизию Бельца.

- Ты не веришь в их мужество? - удивился Шверер.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза