Мы постепенно нагоняли четверых всадников. У меня зрение очень хорошее, не то что у графа Мораддина, и мне даже обидно стало, когда именно Мораддин первым опознал в одном из четырех незнакомцев аквилонского короля.
Я начал было спорить с Мораддином, но очень скоро мы решили просто догнать всадников и окликнуть. Если мы обознались — просто извинимся и спросим дорогу…
Конан Мораддина едва не придушил. Я сначала очень удивился — варвар стащил графа с седла и начал орать что-то наподобие: «Где ты так долго пропадал?» Только потом Мораддин и Конан объяснили мне, что были знакомы раньше, много лет назад. Но во время встречи на дороге, я просто от души посмеялся. Представьте только: мелкий дождик, старый тракт, раскисшая грязь, все мы едва с седел не падаем от усталости. А аквилонский король, стоя в глине едва ли не по колено, вовсю обнимает немедийского графа. Причем надо учесть большую разницу в их росте — месьор Мораддин макушкой достает Конану едва до грудины…
Вот тут меня и разобрал смех, да такой, что я сполз с лошади, уткнулся в ее гриву и всхлипывал, не в силах остановиться. Наверное, со стороны я выглядел полным дураком, но мне было как-то все равно.
Зато во дворце Конан хотел казаться строгим. Распоряжался вовсю, ходил с поднятой головой. Казалось — сейчас носом потолок поцарапает. На людях ко мне иначе как «месьор Веллан» не обращался. В общем, старательно пытался выглядеть королем. Не слишком хорошо, однако, это у него получается. Нимед — другое дело. Старик из Бельверуса всю жизнь во дворцовых покоях прожил. Только взгляд на Нимеда бросишь, сразу видно — король!..
А Конан раньше если с правителями и общался, то очень своеобразным способом. Между прочим, именно киммериец прирезал памятной зимой 1284 года короля Пограничья Хьярелла. Где тут обучиться дворцовой куртуазии…
Конан превратился из короля обратно в нормального человека, только когда мы приехали из столицы сюда, в Ивелин. Но киммериец, что характерно, наверняка и останется человеком. А вот мы с Эйвиндом этим вечером вполне можем превратиться в самых настоящих покойников. Или, что гораздо хуже — в тварей, порождаемых зеленым туманом.
Впрочем, мне превращение в чудовище не грозит. Оборотни от зеленого огня умирают, и, как я полагаю, не самой легкой и приятной смертью…
— Веллан, посмотри план, — отвлек меня от грустных мыслей Эйвинд. — Ты грамотный, должен разбираться.
Я запалил второй факел, так как оставленный нам Конаном огонь начал потухать, и развернул свиток Халька. Нет, конечно, я, в отличие от Эйвинда, умею читать, и не только на аквилонском… Но для того, чтобы разобраться в карте подземелий, моих скромных способностей вряд ли хватит. Это я понял сразу, едва глянув на немыслимое переплетение линий, специальных значков, которые используют только горные рабочие, и увидев малопонятные сокращенные надписи. Единственное, что я сумел уяснить в точности — мы находились неподалеку от входа на следующий уровень катакомб. Там была лестница, вырубленная прямо в породе.
— Я думаю, чудище придет с закатной стороны, — заметил Эйвинд, смотревший, сдвинув брови, на план. — А где мы сейчас стоим?
— Здесь, — я ткнул пальцем в свиток, туда, где были прорисованы семь квадратиков, обозначавших шлюзы. — Эйв, посмотри сюда. Насколько я понимаю, самый центр города отстоит от нас приблизительно на тысячу шагов. Зверюга же выныривала из-под земли обычно не в самой середине уже опустошенных поселков, а ближе к краю.
— Иногда даже вовсе за оградой — добавил асир. — Мы входили в подземелье со стороны полуденных ворот города. Внизу свернули налево, то есть к закату. Значит, тварь никак не сможет нас миновать…
Обрадовал, нечего сказать. Я и так начинаю ощущать неприятное сжимание где-то под грудиной, обычно сопровождающее чувство страха — моя звериная половина тоненько скулит, призывая бросить это дело ко всем демонам Нижнего мира и сбежать. Волк, сидящий во мне, лучше знает, с чем можно бороться, а с чем нельзя.
Камень под ногами начал весьма ощутимо подрагивать, но я почему-то точно знал — огненное чудовище пока далеко. Лигах в двух от города. Оно, безусловно, продолжает ползти, каким-то чудом прорывая нору в камне и песке, и его движение явственно чувствуется. Видимо, Хальк был прав, говоря, что тварь очень большая. Такое сотрясение почвы может вызвать существо, значительно превосходящее по размерам всех известных мне живых тварей.
— Вот интересно, — вдруг задумчиво проговорил Эйвинд. — Эта тварь живая или?.. Ну, я хочу сказать, что демоны — они ведь тоже кажутся живыми, а на самом деле мертвые.
— Не знаю, — усмехнулся я, и вдруг меня пронзила совсем неожиданная мысль, которой я поспешил поделиться с моими деревенским приятелем:
— Эйвинд, а почему мы все уверены, что чудовище является либо живой тварью, либо демоном?
— А чем же еще? — удивился Эйвинд.
— Я, конечно, понимаю, что такого просто не может быть, — осторожно начал я. — Но вдруг это чучело кем-нибудь сделано из неживого материала? Вдруг оно является чем-то наподобие… Ну, например, водяной мельницы или осадного орудия?