Подземный гром

Я сидел в полузабытье, еле живой от усталости. Жара ползала по мне, как мириады насекомых. Кто-то угостил меня куском сыра, и я долго его жевал. Трудно было проглотить. Челюсти продолжали механически жевать. Меня вывели из дремоты звуки труб, и я увидел гладиаторов, которые выступали в военном строю, одетые в пурпурные, расшитые золотом хламиды, они ступали твердо, четко и в то же время слегка небрежно, размахивая руками. За ними шли оруженосцы. Гладиаторы остановились перед раззолоченной ложей, в которой, как я теперь сообразил, находился Нерон. Видеть его я не мог. Подняв правую руку, они крикнули: «Идущие на смерть приветствуют тебя!» Затем они обошли всю арену и остановились у входа. Было осмотрено их оружие, и признанное недостаточно острым и смертоубийственным отбрасывалось. Одобренное оружие раздали, затем стали тянуть жребий, кому с кем сражаться. Одни должны были сражаться на разном оружии, другие — на одинаковом. Общий интерес вызвал предстоящий поединок между негром и германцем. В короткой показательной схватке гладиаторы размяли мышцы, и зрители могли судить, в какой они форме и чего от кого ждать.

— Помнишь игры, на которых сражались мечами с лезвиями из янтаря? — спросил кто-то позади меня.

Заиграли флейты, трубы, рога и водяной орган. Вокруг меня зрители, сбившись кучками, спорили о преимуществах малых и больших щитов, заглядывали в справочники, купленные за стенами Цирка у барышников, называли прежние рекорды гладиаторов, имена тренеров, виды оружия. Сквозь густой и хриплый рев толпы прорывались визгливые голоса сверх меры возбужденных женщин.

По знаку императора раздались резкие звуки труб, возвещая начало боев. Я закрыл глаза. Затем с трудом открыл их, словно кто-то надавил мне на веки. Ретиарий с сеткой и трезубцем подходил к гладиатору в полном вооружении, с большим щитом и в шлеме с забралом. Трубы и рога взревели с каким-то диким торжеством. Из тысяч грудей вырвался оглушительный вопль. Возле сражающихся стоял надсмотрщик с бичом, следивший за тем, чтобы бойцы дрались напористо и по-настоящему. Он непрестанно хлестал то одного, то другого, покрикивая: «Ударь его, убей его, дай ему!» Ретиария, носившегося слишком далеко от противника, он так стеганул бичом, что у того на спине вздулся рубец. Ретиарий, получив удар, сделал прыжок и промахнулся, но успел вовремя схватить сеть. Они продолжали делать ложные выпады. Зрители стали выражать недовольство. Но вот гладиатор с мечом споткнулся, и ретиарий накрыл его сетью. Стоя над поверженным врагом, он нацелил трезубец ему в горло.

Зрители вскочили с мест с криками: «Он заслужил этого, он заслужил!» Подбежали служители в одежде Харона. Старший ударил упавшего по голове деревянным молотом, приобщая его к миру умерших, и дал знак носильщикам вынести труп. Другие хароны перекопали окровавленный песок и выровняли его. Победителю поднесли серебряную чащу, наполненную золотыми монетами. Он обежал вокруг арены под рукоплескания мужчин и приветствия женщин, махавших платками. Вышла следующая пара. Запах горячей крови снова обдал меня, от жары звенело в ушах и перед глазами мелькали мухи, голову сдавил железный обруч. Медленно, как набегающая волна страха или как прилив неодолимого желания, меня накрыла тьма.

Не знаю, скоро ли я пришел в себя. Но я не в силах был подняться и уйти. Я смутно различал происходящее на арене. Беспорядочный стук мечей и мелькание людей, отрывистые звуки труб и рогов, то усиливающийся, то затихающий рев озверевших людей, рев, вырывающийся из ненасытной утробы. Вероятно, я не уходил из страха привлечь к себе внимание. Толпа поглядела бы на меня, как смотрела на льва, бросившегося на копья. Моя душевная усталость обернулась нестерпимой болью, каким-то бредом, мысли путались, я не мог остановиться ни на одном образе, отличить одну боль от другой, при этом я испытывал мучительное угнетение, беспокойство и напряженность во всем теле и тщетно старался проснуться и стряхнуть с себя это наваждение.

Но вот все кончилось, и зрители поднялись с лавок, весело болтая, подсчитывая выигрыши и проигрыши, восхваляя и понося гладиаторов. Под ликующие звуки труб удалился император, и ему вдогонку неслись бурные похвалы. Я потихоньку двигался в потоке выходящих, сначала по проходу, потом по ступеням лестницы и через вестибул. На улице уже не было такой давки. Я прислонился к колонне, собираясь с силами. Внезапно мелькнуло знакомое лицо, лицо, при виде которого я сразу оживился, смуглое костлявое лицо со спутанной бородой и на редкость скорбными глазами. Лицо последователя Христа, проповедника, которого я встретил в винном погребе. Я мигом обрел энергию и бросился его догонять. Дважды я терял его в толпе и вновь находил, пока он не свернул в узкий переулок. Расталкивая прохожих, я побежал за ним. Он слышал, что за ним гонятся, но не пытался убежать, а опустился на землю, прислонившись спиной к стене. Когда я остановился перед ним, он поглядел на меня с ненавистью и отчаянием, но не сказал ни слова. Нагнав его, я не знал, о чем его спросить.