Подземный гром

Бабба покосилась на него.

— Я видела и похуже. Неужто он не мог подождать до утра? — Она подошла к испуганному префекту и взяла его за руку, он изо всех сил старался скрыть свое отвращение. — Ты, право, славный. — Она погладила ему руку, потом лицо.

— Ты сказал, что готов исполнить, все мои пожелания, потому что они исходят от меня, — сказал Нерон. — Ты говорил это искренне или нет?

— Вполне искренне, Божественный, — ответил Тигеллин. — Но ведь это только шутка и прихоть с твоей стороны…

— Где граница между прихотью и серьезным намерением? Мои враги называют постыдной прихотью мои начинания, которые я тщательно обдумывал для освобождения рода человеческого.

Бабба взобралась к Тигеллину на колени.

— Благодарю тебя, Нерон. Я зря сердилась. Ты хорошо сделал, что разбудил меня, я всегда говорила, что ты добрый малый.

— Давайте веселиться, друзья, — сказал Нерон, переводя взгляд с Баббы и Тигеллина на Поппею. — Мы избавились от великой опасности. Выразим свою признательность богам, Фортуне, Венере. Всякое живое существо имеет право на счастье и на любовь. Не так ли, Бабба?

— Верно, Нерон, — прокаркала она. — Ты умный малый, я всегда это говорила.

— Поцелуй ее, Тигеллин, — приказал Нерон. — Она верная и любящая подданная. Она должна получить то, чего ей хочется.

Бабба обхватила руками Тигеллина за шею. С трудом сдерживаясь, он дал ей поцеловать себя в губы. Жесткие черные волосы у нее над губой, кололи ему лицо. Нерон от души смеялся, хотя Поппея сжимала ему руку. Тигеллин выпрямился, Бабба тяжело повисла у него на шее.

— Божественный, Божественный… — начал он. Тут у Баббы разжались руки, и она грузно шлепнулась на пол.

— Довольно, мой друг, — сказал Нерон. — Ты доказал свою преданность. Можешь идти, хотя я еще не вполне разобрался в твоих политических идеях. Мне нужны люди, которые разделяли бы мои мысли и постигали мои планы и намерения, как только они у меня возникают или сразу после этого. Все же я доволен тобой. Можешь идти.

Тигеллин поклонился и поспешно вышел.

— Не отпускай его, — хрипло простонала Бабба. — Ты обещал отдать мне его. Это некрасиво, Нерон. Это была скверная шутка. — Она подошла к нему и принялась его тузить. Нерон отстранил ее, смеясь.

— Я как-нибудь иначе тебя вознагражу, красавица моя. — Он хлопнул в ладоши, и двое рабов вынесли карлицу, которая вопила и брыкалась.

— Не следовало этого делать, — ласково сказала Полнея. — Тигеллин один из немногих людей, достойных полного доверия.

— Он заставил всех так себя возненавидеть, что не может не быть преданным, — сказал Нерон. Все же веселость его рассеялась, и он задумался. — Ты видишь, от этого нет толку. Никто не говорит правды. Каждый прячется от себя. От своих истинных желаний. Боится пустяков, стыдится, трусит, нелепо важничает. Сенаторы не могут мне простить, что я повернулся к народу, пою для него. Но даже мне порой трудно быть самим собой, не испытывать страха или стыда. Говорить все, что на душе. Даже тебе. — Он потянул ее за платье, которое уже прежде порвал. Она помогла ему снять с нее платье… Он тяжело дышал. — Все до конца. Я хотел бы снять с тебя кожу, чтобы увидеть, что ты от меня прячешь.

Поппея опустилась нагая на ложе.

— Все что хочешь, — прошептала она. — Все что хочешь.

Он стал ее ощупывать, поворачивать, рассматривать.

— В конце концов, не много, — заметил он, словно обвиняя ее. — Будь природа разумнее, она даровала бы женщине больше. Этого недостаточно. Немудрено, что мужчина от девушки бросается к мальчику, от него к девушке, и так сотни раз. Ну, говори теперь, что у тебя на уме, о чем ты сейчас думаешь.

— Прижмись ухом к моим губам.

Он напряженно слушал ее горячий шепот.

— Повтори, — он тяжело дышал. — Еще раз. Скажи громко.

Она повторила громко, радостно улыбаясь.

— Все мы постоянно думаем о таких вещах, — сказал он, — но нам стыдно признаться. Мы стыдимся делать то, о чем думаем. Если бы я мог издавать законы по своему усмотрению, я бы всем разрешил это делать открыто, в публичных местах, в храмах, даже на алтарях. Люди убили в себе способность наслаждаться, вот почему им хочется убивать и богатеть. Наслаждение дороже всего на свете. Всякому должно быть дано право наслаждаться с кем угодно, любым способом, а не только на скучный супружеский лад. Я хочу, чтобы мир был счастлив, счастлив! Только освободившись от стыда, мы станем культурными.

Он откинулся назад и посмотрел на Поппею.

— Я твоя, — шепнула она.

— Да, — сказал он тихо и радостно.