Подземный гром

Даже если легионеры останутся глухи к нашему призыву и народ изменит своему долгу, и тогда сколь благородно будет закончить все сценой, достойной наших предков, заслужив восторженное одобрение современников и хвалу потомков!

— Да, да, — воскликнул молодой философ с сирийским акцентом, которого Пизон встретил в Эдессе, — умрем, если нужно, под гром труб, чье эхо отзовется в веках!

Все повернулись к Пизону, который, казалось, даже не слушал. Но вот он наклонился к жене и погладил ей шею и грудь. Потом он поднялся, а жена по-прежнему обнимала голыми руками его колени.

— Мы ничего не можем сделать. — Он снова сел. Поднялся шум, одни соглашались, что время упущено, другие повторяли призывы Арарика. Но уже никто не пытался повлиять на Пизона. Он явно пал духом. Он позвал секретаря и стал диктовать ему завещание, где расточались неумеренные похвалы Нерону и выделялась ему львиная доля.

— Быть может, это спасет остаток состояния для тебя, моя дорогая, — обратился он к жене, которая, откинув с лица мокрые от слез волосы, скорбно на него глядела.

— Мне ничего не нужно без тебя. Позволь и мне умереть.

— Если ты хоть немного жалеешь меня — живи. Я всегда ненавидел слезы и всякие изъявления чувств. Умоляю тебя, будь спокойна. Сохраняй свое достоинство. Пусть будет, что будет, лишь бы дело обошлось без суеты и смятения.

Она сдержала слезы, грудь ее бурно вздымалась. Снаружи послышался топот ног, бряцание оружия. Арарик шепнул Пизону:

— Это необученные новобранцы из городских когорт, среди них немного германцев. Нерон не доверяет ветеранам. Гвардия восстанет, если ты подашь пример.

— Я ничего не могу сделать, — повторил Пизон. — Я не хочу беспорядков. Всех своих сторонников освобождаю от данной мне клятвы верности. — Он снова встал, когда у порога появился молодой центурион, вежливо поклонившийся хозяину. У Аррии вырвался громкий вопль. Пизон разомкнул руки жены.

— Ничего неподобающего. Помни о моем достоинстве, — проговорил он тихо, раздраженным тоном. — Это единственное, что у меня осталось. — Обратившись к центуриону, он сказал спокойно: — Нет надобности прибегать к насилию или запугиванию. Я готов умереть. — Он дал знак своему врачу и вышел из комнаты. Аррия снова отчаянно вскрикнула.

Центурион смущенно мялся на месте, потом сделал несколько шагов.

— Матрона, я не причиню насилия ни тебе и никому из присутствующих. Ты можешь поступать, как тебе заблагорассудится. — Она дико взглянула на него и с воплем бросилась к нему, замахнувшись. Он отвел ее руки, и она, пошатнувшись, упала на него.

Сирийский философ, выходивший вместе с Пизоном, возвратился и бросил насмешливым тоном:

— Ему вскрыли вену. Он умирает, как откормленный баран.

— Случается умереть и худшей смертью, — заметил центурион. — Например, как умирает изголодавшаяся овца. Это бывает чаще. — Он с любопытством посмотрел на полуобнаженную женщину с распущенными пышными волосами, плачущую у него на груди.

— Его завещание на том столе, — продолжал философ. — Тебе следует его отнести твоему повелителю.

— Значит, он не твой повелитель? — небрежно спросил центурион, внимательно приглядываясь к философу с еле заметной дружелюбной улыбкой.

— Я не признаю никаких повелителей, божественна только вселенная, и мы подвластны лишь ее законам.

Центурион разглядывал его, как невиданного зверя.

— Я не понимаю философии. Я ничего не слышал. Но, может быть, ты поможешь мне унять эту женщину? Она всего меня залила слезами. Я и не представлял себе, в каком щекотливом оказываешься положении, когда женщина обливает слезами тебе колени.

— Служанки разбежались со страху. Я крикну их, — сказал философ и вышел.

Все слуги убежали смотреть, как умирает в ванне их хозяин. Клиенты и сторонники Пизона разошлись беспрепятственно. Центурион наклонился и приподнял голову Аррии.

— За что ты так его любила? — мягко спросил он. — Мне хотелось бы, чтобы меня так любили. Но умереть я желал бы иной смертью. Впрочем, для этого у меня едва ли хватит средств. — Аррия тихо простонала. — Ты слишком нагрела мне колени, — заметил он, пытаясь ее отстранить. — Ты чересчур мягка. Понимаешь ли ты, что я принес смерть твоему мужу? Ты смущаешь меня. Отпусти меня, женщина. — Она вздыхала и стонала, крепко его обхватив. Но вот подбежали две служанки и увели ее. Центурион подался назад, потирая себе голые колени.

Вошел сириец.

— Пизон умер. Он был все-таки добрый человек.

— Безумец, — сказал центурион. — Такая доброта не в моем вкусе. Но он умел выбирать женщин.

С Пизоном обошлись милостиво благодаря его древнему имени. Латеран был арестован трибуном Стацием Проксимом, и ему было приказано тотчас покинуть дом. Он попросил разрешения проститься с женой и детьми.

— Нет, — ответил Проксим, — разве ты не мог это сделать неделю назад, вчера вечером, сегодня утром?

Тогда Латеран попросил предоставить ему выбрать себе смерть, на что он имел право по своему положению.