Подземный флот маркшейдера Вольфа

Кит заметил, что Лев Константинович запросто и круто перешел с ним на «ты». И плеча всё не отпускал… Будто подозревал Кита в этой тайной диверсии… Ну, раз уж Кит, по уверениям великого Председателя будущего, способен легким движением руки собрать опасную фиговину из ржавых болтов и консервных банок, то от него всякого можно ждать…

Повинуясь чужой руке, Кит тоже поднялся из кресла и, осторожно обойдя его, двинулся туда, куда тянула его твердая рука Льва Константиновича. Судя по азимуту — прямиком к выходу из подвала.

Волшебный фонарик был погашен. Лев Константинович шел уверенно вперед и так же уверенно толкнул свободной рукой дверь. С головой он был или без, но в темноте он ориентировался, как крот в своих ходах под землей.

В подвальном коридоре тоже оказалось темным-темно.

— И здесь света нет… — задумчиво пробормотал Лев Константинович. — Впрочем, это логично… Поднимайте ноги выше.

Ага! Опять перешел на «вы» — значит, уже легче. Вроде как выходило, что с Кита подозрения снимаются.

Они уже более осторожно двинулись вдоль коридора.

Вдруг впереди раздался неясный шум-грохот, и пробился свет обычного фонаря… нет, похоже, лампы с ручкой наверху, потому что мутноватое пятно света сразу стало раскачиваться из стороны в сторону. И шум-грохот стал приближаться, грозно усиливаясь.

Рука остановила Кита. Грохот нарастал… будто в тоннеле метро на них надвигался поезд, как-то странно бухая, а не стуча, по рельсам.

— Стоять, Бубенцов! — вдруг так громко и грубо гаркнул Лев Константинович в предстоявший мрак и так больно сжал пальцами плечо Кита, что тот вздрогнул и весь вспотел в одну секунду.

«Поезд» тормознул — и пару мгновений спустя накатила волна воздуха, вся пропитанная запахом какой-то кислятины, какой-то обувной мази и вполне ясного алкогольного перегара.

— Да ты, Бубенцов, прямо, как паровоз в горном тоннеле, — заметил Лев Константинович. — Так бы и укатал нас без всякого гудка… и дальше бы понесся.

— Так точно, ваше превосходительство! — дохнул, хоть противогаз надевай, некий Бубенцов, у которого за опущенной вниз лампой только начищенные сапоги были видны.

Похоже, это был тот самый жандарм, что сопровождал Кита в ночной дороге.

— Почему света нет? — резко спросил Лев Константинович.

— Да там такое деется, вашесходительство! — снова во всю грудь адски дохнул Бубенцов. — Такая молынья ударила сверху!

И в очередном залпе перегара Кит ясно ощутил «запах» испуга и удивления.

— Какая «молынья»?! — сердито передразнил его Лев Константинович. — Еще полчаса назад ни облачка на небе не было.

— Да там такое «облачко», вашсходительство, что все псы в будки забились и воють! — Жандарм Бубенцов добавил еще ужасу и перепугу, явно ради оправдания. — Мы сами все едва в штаны…

— Отставить, Бубенцов! — снова рявкнул по-военному Лев Константинович. — Ты вот еще гимназисту прямо доложись, как отважные московские жандармы обоср-р-р… в штаны наложили. Что за «облачко»?

— Там целая ветряная мельница над домом кружит и молыньями бьет… — все еще никак не переведя дух, хрипло доложил Бубенцов. — А еще… не поверите! Зверюга страшная явилась, как при конце света! По улице рыщет… железная вся. Огонь из пасти. Такая же, как за нами ночью гналась. Может, оно и правда — конец всему.

Рука Льва Константиновича на несколько мгновений ослабила хватку. Будто сам он слегка сдрейфил…

— Ну вот, оставь Москву одну, без присмотра… — пробормотал он, словно раздумывая, поверить докладу жандарма или послать его ко всем «лысым чертям», похмеляться. — Сразу все казни египетские с апокалипсисом в придачу…

Лампа дрожала в руке Бубенцова… Да и Кит сейчас никакой особой отвагой похвалиться не мог. Стоял, не дыша.

— Я ж докладывал, вашесходительство, а вы тогда не поверили, — продолжал Бубенцов. — Точь-в-точь, какая нас ночью травила… Мы думали, сшибли её из пушки-то… а она, видать, отлежалась, и, как легавая, по следу пошла.

Рука снова крепко, до боли, сжала плечо Никиты.

— Довольно страху наводить, Бубенцов, — резко, сухо сказал Лев Константинович. — Живо выводи нас отсюда. Посмотрим на твою зверюгу.

— Есть, вашесходительство! — уже бодрее и чуток бесстрашнее ответил жандарм, развернулся кругом и пошел, держа руку с лампой позади себя, чтобы виднее было тем, кого он выводил на свет Божий.

Обстановочка становилась до боли знакомой. Экскурсиями по темным подвалам Кит был уже сыт по горло.

— …и летающую мельницу твою посмотрим, — задумчиво проговорил по дороге Лев Константинович. — Что за гастроли такие…

В голосе его слышалось какое-то неясное подозрение, что жандарму Бубенцову все-таки не спьяну померещилось и нужно быть готовым к нехорошим сюрпризам.

Снова была лестница, тяжелая дверь. Потом — более светлый коридор с глухо занавешенными окнами. Сквозь узкие щелки в портьерах пробивались прямо-таки лазерно яркие, острые лучи солнца. В доме было мрачно, а наружи — как будто светло и радостно.

— Гаси лампу живо! — строго повелел Лев Константинович.

Бубенцов притормозил, поднял лампу, прикрутил огонек в ней и указал на окно.