Подземный флот маркшейдера Вольфа

За столом Кит нарочно набивал рот побольше, чтобы лишнего не отвечать, а стандартно угукать. Даже папа заметил то, на что он обычно внимания не обращал.

- Ты где это так проголодался? - спросил он с любопытством. - Хомячишь, как голодный лев.

Кит, конечно же, сразу вспомнил про железных львов, которые могли схомячить пару грузовиков и броневичок на десерт... и, прожевав, ответил:

- В школе... тяжести носили.

И ведь не скажешь, что сильно соврал... с учетом того, что теперь стояло у Кита под кроватью... а чуть раньше - в шкафу.

После "перекуса" папа сразу пошел к себе, побросав тарелки в раковину. И тогда Кит решил действовать честно и открыто.

Он сразу двинулся вслед за папой и, когда они оказались в его комнате, честно и прямо спросил его:

- Па, ты можешь достать какую-нибудь деталь от старинного мотоцикла... - Кит потянул несколько секунд, оценивая удивление папы, и добавил: - ...или аэроплана.

Папа Андрей постоял немного в молчании, глядя на сына, потом сел в кресло и еще несколько секунд посидел в молчании, глядя на Кита с тем же неподдельным интересом... ну, почти как на зашедшего в комнату снежного человека, йети.

Поболтав ногой, закинутой за ногу, папа, наконец, спросил. Кит ожидал, что папа сначала необидно съязвит, спросит что-нибудь вроде такого: "Это что, у вас новый стиль пирсинга? Вставлять в нос болты от "Титаника"? Ретро-пирсинг, да?" Но папа спросил удивительно прямо и открыто, без всяких шуточек:

- А какую конкретно? От какой модели? И для каких целей, если не секрет?

Кит присел к папиному старинному письменному столу, на котором стояли такие старинные настольные часы - маленькие, со стеклянным колпаком, который в тот момент лежал рядом. Часы явно ожидали очередного ремонта, потому как рядом с ними лежали еще пара шестеренок и несколько крохотных винтиков.

- Ну, скажем, от мотоцикла Индиан Твин... Тысяча девятьсот четырнадцатого года... Любая деталь... - сказал Кит и стал лихорадочно соображать, "для каких целей".

Папа вгляделся в сына, качнул головой, улыбнулся и сказал тихо:

- Это наверняка очень редкая модель...

- Я знаю, - кивнул Кит.

Папа снова качнул головой и улыбнулся:

- Неужели в тебе начинают просыпаться мои гены, моя любовь к старью?

На это Кит уж совсем не знал, что ответить. По ходу напряженных размышлений он совершенно машинально стал перебирать пальцами винтики на столе и... и так же машинально, невольно повинуясь неким уникальным генам, взял один винтик, странно сверкнувший, и ткнул в механизм.

И тут... что? Правильно! Произошло именно то, что должно было произойти!

Волна горячего воздуха, подобная несильной взрывной волне, раскатилась со стола в стороны - смахнула со стола пару листов исчерченной набросками бумаги, качнула разносторонние вихры на папиной голове.

В мгновение ока облако разноцветных искр окутало механизм. Всё - и часы, и стеклянный колпак часов, и их детальки - подпрыгнуло на столе, раздулось, словно под огромным увеличительным стеклом, повертелось маленьким торнадо, соединилось воедино... и со стуком приземлилось на стол.

Облако искр исчезло.

Старинные часы были теперь целыми, в отличном состоянии... И они явно шли!

Зато Кит замер, не дыша. Он просто весь окаменел! Он вперился в часы, боясь посмотреть на папу... Только краем взора он отмечал, что папа тоже замер в кресле так, будто время остановилось вокруг весело тикавших и крутивших шестеренками старинных часов!

Глава 9

Глава Девятая,

с испуганным папой, рассерженной мамой,

рассеянным изобретателем, застрявшим на другой планете, и наконец, спасенной-таки и практически покорённой княжною

- Никитушка... сынок!

Кит испугался папиного голоса. Папа звал его шепотом как будто из далекого далёка... и не просто так звал, а звал на помощь.

Да еще "сынок"! Да еще "Никитушка"! Так папа не обращался к Киту уже очень-очень давно, чуть ли не с тех пор, как Кит научился ходить.

А папа вдруг резко поднялся из кресла и сделал то, что тоже себе уже давным-давно не позволял. Он прямо рванулся-бросился к Киту - и, как тот сидел на стуле, так папа и прижал его со всей силы к себе. Одной рукой за плечо, другой за голову.

- Ты можешь это... - снова зашептал папа тем самым странным, далеким, устрашающим шепотом. - Что ж ты раньше не говорил?! Ты ведь себе не представляешь, как это опасно... очень опасно!

"Еще как представляю!" - крикнул в ответ, но про себя Кит.

Теперь он стал заодно бояться того, что, не дай Бог, вдруг прямо сейчас зайдет мама, - и тогда, вообще жутко подумать, что будет...

А папа все шептал, рассказывал. Одно ухо Кита было плотно прижато к папиному животу - и Киту уже казалось, что папин голос доносится из живота, как из таинственных глубин земного шара.