— Вот в чем твоя беда, — сказал с умным видом Кощеев. — Нет больше танковых атак. Сильно ты запоздал с гранатой. В августе бы кинул — в герои бы вышел. А теперь кто ты? Преступник. Еще хуже меня ты теперь, Мотькин.
Старшина не выходил из медпункта. И хотя Кошкина сообщила всем, что ничего страшного с Барабановым не случилось — легкая контузия, а слух восстановится, — Мотькин продолжал мучиться. Без понуканий нагрузил бричку, а Кощеев определял на глаз, сколько бронзы, сколько меди.
— Что теперь-то будет? — Несчастный Мотькин то и дело вытирал лицо рукавом шипели — пот заливал глаза.
— Расстреляют тебя, Мотькин. — Кощеев послюнил карандаш и нарисовал в тетради глупую рожицу. — Надо же, в начальника гранатой… Меня бы за такое, может быть, и не расстреляли. Потому что все знают, рядовой я. А рядовому положено ошибаться, с него как с гуся вода. На то и рядовой. А ты, Мотькин, хоть маленький, но начальник. А начальству никаких ошибок не положено делать. Иначе чем бы рядовой отличался от начальства? Потому тебя, конечно, поставят к стенке.
— Перестань, Кеша… Как ты можешь?..
Когда подвода была нагружена, старшина прислал дневального за Мотькиным. Мотькин побледнел, торопливо застегнул шинель на все крючки.
— Еще вздумаешь убежать в Китай, — сказал ему Кощеев. — Придется за тобой присматривать. Пошли.
Старшина уже перешел в канцелярию и лежал на своей кровати.
— Значит, так, — сказал он слабым голосом. — Действовал ты, Мотькин, правильно, хоть и сдуру… Если разобраться, откуда тебе знать было, что танк этот я хотел под тягач приспособить и что сидит в танке не самурай, а наоборот… Другими словами… объявляю тебе благодарность за геройский поступок. Иди и продолжай так же хорошо служить, как ты служишь, боец Мотькин.
— Спасибо!.. — Мотькин заплакал, не стесняясь. — Спасибо, Федот Егорыч!..
— С вами не соскучишься, — пробормотал старшина. — Сплошные герои. То Кощеев, теперь вот ты, Мотькин. Кто еще затаился?
На бричку поверх металлолома погрузили три бочки с поздними грибами, засоленными исключительно на нервах старшины. Барабанов вышел из казармы, держась за плечо дневального: нужно было сказать напутственное слово. Два приунывших мула, запряженных парой, задумчиво прядали ушами.
— Чтоб без приключениев, Мотькин! — Голос старшины совсем осел, и слышать его было одна жалость. — Арестованного сдать начгубу лично в руки, а грибы — начпроду, тоже в руки. Ну а железки — сам знаешь куда. И чтоб везде под роспись!
— Слушаюсь, Федот Егорыч. Все будет как надо. — Мотькин взял вожжи в одну руку, другой любовно похлопал мула по спине.
Кощеев сидел на задке брички, свесив ноги и засунув руки в рукава шинели. Все его имущество — тощий вещмешок и котелок — висело на опоре кузова. Старшина отцепился от плеча дневального и самостоятельно подошел к арестованному.
— Однако больше, может, не увидимся, рядовой Кощеев. Пока ты отбывать будешь, трофейную команду расформируют. А там, Бог даст, и демобилизация… Разрешаю тебе попрощаться.
— С кем?
— С кем хочешь. С товарищами по оружию и вообще.
Кощеев тяжело вздохнул, но не тронулся с места.
— Без саперов в бункер не лезь, старшина. И никого не пускай. Там под землей — целое минное поле.
— Мели, Емеля. Сам-то по минному полю топал?
— Так то я. А другой взлетит — и ты будешь отвечать.
— Скажи, пожалуйста, почему ты такой особенный?
— Потому что курсы нештатных саперов кончал.
— Врешь! — Старшина схватился за борт брички. — Мотькин, Кощеев, бегите!.. Я послал ребят, и с ними Кошкина… Надо догнать!
— Чего же ты мне, старшина, заливал? «С товарищами по оружию и вообще»? А сам отослал?
Кощеев неловко спрыгнул с брички и побежал. Оглянулся на бегу: Мотькин топал следом, и за его спиной болталась и громыхала винтовка с примкнутым штыком. Кощеев засмеялся.
Когда бивак скрылся за гребнем сопки, перешли на шаг.
— Старшина тебе еще пяток сутчат набросит, — сказал Мотькин, отдуваясь. — За твое наглое вранье… Почему он сразу поверил про минное поле под землей? Нет там, конечно, мин. И документы твои знаю. Не кончал ты никаких курсов.
— Тебе не понять, Леха. Ты начальник. Ну, ладно. Беру тебя в компанию. Но остальных нужно отшить.
— Запросто отшить-то. Но что я буду иметь?
— Хоть что. Там сундук с золотом есть. Под койкой стоит. Как думаешь, зачем самураю золото под койкой?
— Понятное дело. Награбил у людей и ближе к заднице держит, чтоб не потерять или чтоб не сперли.
— Под землей да еще под задницей кто сопрет? Мыши?
Мотькин хохотнул:
— Мыши вроде тебя и санинструкторши.
— О себе забыл. Или нет, ты не мышиной породы. Ты скорее крот или даже барсук.
— Так тебя на ругань и несет, Кешка. Я же не обзываюсь… Занозистый ты человек.
Догнали Кошкину, Еремеева и группу солдат. Кощеев предоставил писарю «отшить лишних», и вскоре они уже втроем спустились в низину.
— А точно там никаких мин нету? — тихо спросил Мотькин Кошкину.
Та легкомысленно пожала плечами и кивнула на Кощеева.
— Вон хозяин. Его и спрашивай.