Подземные дворцы Кощея

Таежный народ уже был в большом накале, а после таких сладких душевных слов не мог устоять на месте. Ну, и бросились крушить мироедов. Ату их! Дружно свалили ворота Карнауховых, потом Кочергиных, подожгли избы и сеновалы. Глупый Карнаухов начал палить в толпу из немецкой двухстволки, а умный Кочергин отвел семейство к соседям и спокойно смотрел на пожар и буйство со стороны. И беседовал с бывалыми людьми, мол, и не такое видели, научились из всего пользу добывать. Погромят-то на сотни рубликов, а заплатят на тысячи. Сколько хороших изб и дворовых строений отгрохали христовоздвиженцы после таких разгромов в прошлые лета! И еще отгрохают, лишь бы уездные начальники не скоро ввязывались, не помешали…

Еще тушили пожары, еще кто-то кого-то гонял по селу, и слышалась стрельба из большого калибра, когда в каменном доме собрались народные заступники и правдолюбцы на большой совет. В те малопонятные времена существовал удивительный тип людей, которым хоть кол на голове теши, а они будут резать правду в глаза, будут ввязываться в любую несправедливость, чтобы унять лихоимцев или хотя бы облаять, чтобы возбудить милосердие к ограбленным и бедствующим. Власти травили преступников при каждом удобном случае, но все же не изводили до конца. Невольно уважали за настырное правдолюбство и обращались иной раз к ним за помощью при серьезных происшествиях в народной жизни.

Вот и теперь такой серьезный случай наступил с легкой руки Засекина. Он же и придумал собрать в полицейский участок всех, кто подходил под «чин заступничества».

В личных апартаментах Потапыча, застланных домоткаными ковриками, собралась и впрямь удивительная публика. Тут и «князь»-красавец Софрон Маркелов, и знаменитый на всю Сибирь старичок Морковкин по прозвищу Репей-счетовод, и «тайный социалист» Ерофей Сорока — внук знаменитого разбойника Сороки[11], и блаженная Бородуля, глава деревенских дурачков, и отец Михаил — дьякон самой ветхой церквушки в округе… Сидели они на лавках, за большим крестьянским столом. Отдельно на грубых табуретках восседали почетные господа: управляющий Красногорским прииском Барыкин и сельский голова Старовойтов.

Защитники народа недобро поглядывали на Засекина и начальство, пили чай из граненых стаканов. К вареньям в точеных из липы вазочках никто не притронулся. «Князь» хмурился, положив перед собой на столешницу кулаки, обмотанные окровавленным тряпьем, и пьяно скрипел зубами. Даже отец Михаил, книгочей и умница, глядел на Засекина сквозь треснутые стекла пенсне с недоверием и тревожно. Только Бородуля, добрая душа, пеленала в бороду тряпичную куколку и напевала грудным бабьим голосом на мотив колыбельной:

Как исправник с ревизором
По тайге пойдут с дозором,
Ну, тогда смотри!

Она вдруг прижала к себе куклу, запричитала:

— Ой, моя Матренушка! Да сколь же тебе придется испытать битья! Уж лучше бы тебе не родиться! — И швырнула куклу под лавку, надрывно заплакала. Ее принялись успокаивать.

Бородуля — личность во многом примечательная. В молодости, говорят, была красавицей. Кучу детей нарожала, двух мужей на Чернецком руднике похоронила. Надорвалась от бед и трудов — и полезла из нее дурь вместе с бородищей, как у мужика, с завитушками, седыми нитями. Ее детей разобрали по приютам и чужим семьям, а она отправилась вдоль да по миру с нищенской сумой, зарабатывая на жизнь необычным видом своим да запрещенными песенками. Если бы не явная ущербность ума, давно бы сгноили в остроге. Ее и сажали много раз. Но даже самый тупой и ревностный чиновник не решался послать ее по этапу дальше. Ведь засмеют! Свои же, казенные, и засмеют.

— Так почто нас согнали сюда? — начал разговор наиболее опытный из народных заступников, Репей-счетовод. — Что за хитрости придумали, господин Засекин? Расскажите, сделайте милость.

Он был небольшого росточка, бойкий и острый на язык. Даже обликом чем-то был похож на репей: ершистый, диковатый, с обкусанной бороденкой. Если «прицепится» к какому-нибудь мироеду-начальнику, то не просто облает его с ног до головы, но и выведет на чистую воду, покажет всем его корыстные хитрости. Рабочие всегда желали, чтобы он присутствовал при их расчетах с администрацией. Прииски и рудники даже в очередь вставали на его приглашение, затягивали или убыстряли работы по этой причине. На него несколько раз покушались выведенные из себя конторщики и управляющие, но рабочий люд оберегал своего заступника, как мог.