Разгоряченные кудрявые парни в черных приказчицких жилетках тащили под руки мужика, явно похожего на длинноногую птицу. Его лысоватая голова болталась из стороны в сторону. Они прошли совсем близко. Полицейский приподнялся, посмотрел им вслед.
— Зятья бочкаревские. Слева — Федот, а справа Алексей.
— А этот? — спросил управляющий, кивнув на клетчатого.
— Просто приказчик.
Засекин тоже посмотрел им вслед, проговорил чуть ли не с восхищением:
— И ведь ничего не боятся, душегубы! Ни бога, ни Засекина!
Огороды спускались застывшими волнами к речке. Здесь когда-то был большой лог, его засыпали многие поколения христовоздвиженцев. Зятья торопились по дну бывшего лога, путаясь ногами в разбросанной ботве, спотыкаясь о вилки еще не срубленной капусты. Они подошли к неказистому срубу баньки с предбанником и отдушиной вместо трубы, постучали в низкую дверь. Алексей — повыше ростом — оглянулся, окинул нетвердым взглядом огородную ширь. Затем душегубы втащили мужика в предбанник, захлопнули дверь. Слышно было, как стукнула щеколда. И донесся протяжный сдавленный крик.
— Пока дожидаемся хозяина, они там всех докалечат, — проворчал полицейский и расстегнул жаркий мундир. У полицейского было простое мужицкое лицо, доброе и рябое, с тремя подбородками, которые обволакивали стоячий воротник мундира, будто выползающая из горшка опара. — Слышь, Демьяныч?
— А как начальство? — Засекин посмотрел на управляющего.
— Я не знаю, — нерешительно ответил тот. — Если Бочкарева не взять с поличным, отвертится…
— Отвертится, — вздохнул полицейский. — Дрянь-человек и есть. Все на других спишет…
— Коли мужиков покалечат, победа будет не в радость. — Засекин привстал на колено, — Значит, надо идти. А ведь хорошо складывалось…
Полицейский уже связал руки приказчику его же поясным ремешком. Мужик боялся открыть глаза и дышал неровно, порывисто, как испуганный до смерти человек.
— Пойдешь с нами к баньке, голос подашь, чтоб открыли задвижку, — неторопливо внушал Потапыч пленнику. — Если что не так сделаешь, тут же и зашибем, без всякого суда. Все понятно?
Из бани вышел еще один человек, в черном жилете. Посмотрев по сторонам, начал мочиться на угол груба. Необычайно широкая спина, застывшая в напряжении, и хилые ноги-коротышки — очень запоминающаяся фигура.
— Да сколько их там? — прошептал управляющий, скорчившись за кучей ботвы.
— Кто это? — спросил Засекин из ложбины между грядками.
— Самый паразит, — шепотом ответил полицейский, вытягивая шею. — Захар Порфирьевич Чернуха, по прозвищу… в общем, матерное прозвище. Он третий человек в их семействе, сразу после Сеньки, что с ногой мается… Из бывших каторжан, пригнали на поселение. В Тамбовской губернии над бабами сильничал…
— Все-то ты про всех знаешь, Потапыч, — проворчал Засекин. — И про меня тоже? Признайся.
— Про тебя, Демьяныч, ишшо не все. Скользкий ты человек и тайный.
Федот и Алексей неожиданно вышли из сруба и поспешили к центру села, шагая по капусте. Дождавшись, когда они скрылись за дальним плетнем, Засекин поднялся в полный рост.
— А теперь за дело! — И мне: — Уйди куда-нибудь, хотя бы к речке. Не для тебя будет зрелище.
Я заупрямился. Ведь самое интересное только и начинается! Засекин раздраженно толкнул меня в плечо.
— Я твоему отцу слово дал! Ну!
— Иди, паря, в каменный дом, — сказал полицейский, вглядываясь в огородную даль. — Скажи Гликерье Ивановне, моей супруге, чтобы ставила самовар. Сейчас будем.
Я спустился к речке и пошел по тропке среди тальников к полицейской усадьбе, ее можно было издали распознать по железной оцинкованной крыше, выпирающей из темной зелени старого сада.
На камнях возле протоки я увидел зыряновских мужиков, полощущих окровавленные тряпки и рубахи. Димка Чалдон возвышался среди них, хотя и сидел сгорбившись. Все же досталось ему разбитой бутылкой — щека была разворочена чуть ли не до зубов. Другой, наверное, ныл бы, лежа пластом, а он словно не замечал своего увечья.
— Ты оттуда? — Он показал пальцем в сторону бани. — Что там?
Я начал рассказывать. Сутулый мужик, главный, наверное, среди них, замахал длинными, тонкими руками.
— Не надо нам ничего более знать! Хватит! Уже втравил один раз, на том спасибо. Накушамшись до отвалу! Надо поскорей бежать отсель! Из этого блудного становища! Я ж сразу говорил: давайте обойдем стороной, как умные люди. Дак нет… Учат вас, учат, а вы все неучи.
— А вдруг подмогнуть надо? — нерешительно произнес Димка Чалдон.
— Без нас справятся! Скажи, оол, справятся?
— Однако, справятся, — честно ответил я. — Сам Засекин там.
Я посмотрел в сторону баньки. Она утонула в низине, и даже скворечника над крышей не было видно.
Мужикам хотелось поговорить, начали рассуждать про пытки, золото и греховодников-селян. Один из страдальцев — с затекшим глазом, с распухшим, как оладь, ухом — сказал со слезой и смехом в голосе: