Запах был не острым. Как бы это объяснить… Проблема восприятия… даже не запах, а удушливость. Открыв окно, я думала хорошенько проветрить вагон. Где я открыла окна? По-моему, между Мёгадани и Коракуэн. На обеих станциях, стоило поезду остановиться, выходило большое количество людей. Но на мои действия никто никак не отреагировал.
Абсолютно никто. Все были на редкость тихими. Ехали молча. Ни на что не реагировали. Никакого общения. Я прожила год в США. Если бы подобное произошло там, все подняли бы шум. Начали бы возмущаться, что это происходит, выяснять причину, — уже позже пронеслось у меня в голове.
На допросе в полиции меня спросили: выходит, паники не было? На что я в очередной раз подумала: все ехали тихо. Никто не произнес ни слова.
Все выходившие на платформу люди кашляли. Это было видно изнутри вагона.
Миновали станцию Коракуэн, и дышать стало еще труднее. К тому же сгустилась желтизна. В тот момент я начала беспокоиться, что поработать сегодня не удастся, но позволить такое было нельзя. Поэтому я решила доехать до станции Хонго-Сантёмэ и пересесть там в другой вагон. К тому времени наш был уже заметно пуст. Были даже свободные места. И это — тоже нечто невероятное. По утрам здесь обычно творится невообразимое.
Я собралась выйти из вагона через среднюю или дальнюю дверь. Больше терпеть сил не было. Вдруг человек в форме полицейского вошел через переднюю дверь, поднял двумя руками в белых перчатках газетный сверток и вынес его наружу. Дежурный по платформе принес синий пластмассовый ящик для макулатуры и опустил пакет внутрь. Еще два-три работника метро крутились поблизости. Это произошло как раз в тот момент, когда я собиралась выходить из вагона. Газетный сверток и белые перчатки выглядели впечатляюще. Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. Однако что там произошло, понять я не могла.
Поезд стоял достаточно долго. Я успела пройти назад вагона два. Пассажиров — единицы. Состояние — хуже некуда. Глаза подергивались, боль в мышцах. Хотя не то чтобы больно, но вокруг все желтое. И непрозрачное. Будто все залито в пластик и постепенно сужается… Примерно так можно описать.
В конце концов, когда я вышла на станции Авадзи, состояние было вот таким. Кашель, про глаза уже сказала, и удушье. Такое ощущение, что легкие забиты пылью.
На Авадзи вышли всего три человека. Кроме меня — молодая девушка и пятидесятилетний мужчина. Удивительно, но на выходе я подумала, что это зарин. А то, что с глазами — сужение зрачков. По характеру работы я каждый день внимательно читаю газеты, обязательно просматриваю новости. Естественно, я знала об инциденте в Мацумото. Тогда же впервые я услышала и о сужении зрачков. На платформе Авадзи до меня и дошло, что это сужение зрачков.
Да, на удивление я была очень спокойна. Может, потому, что мобилизовала все свои знания, столкнувшись с незнакомой опасностью.
На платформе было лишь три человека: девушка, мужчина и я. Такого там вообще не бывает. Девушка села на скамейку, опустив голову и прикрыв платком рот. Ей явно было плохо. Мужчина приговаривал: странно, все это странно, — и, покачиваясь, бродил взад-вперед по платформе. Не видят, глаза не видят, — повторял он. Говорят, его потом парализовало, но проверить этого я не смогла.
Явно что-то не так, нужно срочно идти в больницу, сказала я и, поддерживая девушку, побрела вместе с мужчиной к офису станции. Работники станции суетились, но сразу же начали вызывать неотложку. Однако сколько бы ни набирали номер, никто не отвечал. Тогда мне стало страшно. Я впервые почувствовала сильный страх. Будто все, во что веришь, рушится у тебя на глазах.
Состояние паническое. События на нашей станции разворачивались позже, чем где-либо. В других местах уже царила жуткая паника. Если вы помните, наш поезд линии Маруноути умудрился вместе с зарином развернуться на Икэбукуро и ехал в обратную сторону.
Меня не оставлял в покое один момент. Перед посадкой на Икэбукуро двери закрываются, и работники станции обязательно проводят осмотр вагонов. Проверяют забытые вещи пассажиров, случайно оставшиеся незамеченными предметы. Если бы тогда работник внимательнее осмотрел вагон, пакет с зарином не поехал бы назад.
До неотложки так и не дозвонились. Тогда пожилой работник станции предложил пойти пешком — дескать, так будет быстрее. Больница рядом со станцией, в двух-трех минутах ходьбы. Молодые работники отвели нас туда немедля. Как результат — правильно, что я вышла на этой станции. На 3-м квартале Хонго закрытое пространство, и выходить пришлось бы вместе с пакетом зарина. Думаю, было бы хуже[52].
Несколько месяцев после происшествия я не работала. Дышать тяжело. На работе приходится много говорить, и удушье — большая помеха.