Я ехал в третьем вагоне. На том же, что и всегда, месте. Третьем от дальней третьей двери. Это мое резервированное место
Дальше пассажиры начали кашлять. Кто-то крикнул: откройте окна, — и их одно за другим открыли настежь. Было еще достаточно холодно, многие в пальто, поэтому окна были закрыты, но вагон заполнил сильный запах, начало резать глаза, и все открыли окна в момент. Тот пакет был как раз посередине вагона. Стоявшие пассажиры начали смещаться назад, видимо, сторонясь этого пакета. Я сидел чуть дальше середины вагона, то есть со стороны ветра.
Когда поезд остановился на Кодэмматё и раскрыл двери, повыходило много народа. Но я продолжал сидеть. Окружающие меня люди тоже вставать не собирались. Раз смогли сесть, зачем вставать, куда-то идти? Правда, сидевшие вплотную к пакету все же встали и пересели в другой вагон.
Говорят, кто-то выкинул газетный сверток на платформу станции Кодэмматё, но до тех пор, пока основная масса не вышла, было так много людей, что я со своего места ничего не видел.
Думал. В голове пронеслась мысль, что лучше встать и выйти. Пока я размышлял, с платформы в поезд хлынул поток ожидавших пассажиров. Одна женщина ринулась на свободное место, перешагнула через лужу и вдруг подпрыгнула. Потом заскользила и шлепнулась на пол. Упала лицом наверх. Затем, смущенно улыбаясь, поднялась и села на место. Полноватая такая женщина. Я, дурак, увлекся этой сценой. Про себя думал: вот же, упала. А когда опомнился, двери уже захлопнулись
А теперь… по-прежнему болели глаза, текло из носа, стоял запах, и мне было не по себе. Но даже при этом я продолжал сидеть. Размышляя позже, я понимал необычность ситуации, но тогда легкомысленно решил для себя, что до Цукидзи недалеко — можно и потерпеть. Или зарин уже начал свое действие, не давая правильно оценить ситуацию.
Я пристально смотрел на лужу, в которой виднелось нечто похожее на крышку от пластиковой бутылки. Когда я рассказал об этом следователю, он уверял, что там ничего такого не было. Но я видел округлый предмет. Может, это был оторванный кусок самого пакета? Как бы то ни было, этот предмет плавал на поверхности лужи. Сначала я еще подумал, что разбилась стеклянная банка.
Пожалуй, у меня в голове началось помутнение. Ведь я совершенно не помню, сколько станций мы после проехали. Тем временем стоявший недалеко от меня мужчина нажал на кнопку тревоги. Где мы ехали, я не знаю. Узнал лишь потом — станция Хаттёбори. Когда поезд прибыл на станцию, мужчина жал на кнопку, но поезд сразу же тронулся. Да, несмотря на сигнал тревоги, поезд отправился как ни в чем не бывало.
Вскоре тело начало слабеть. Особенно от поясницы и вниз. Вот те на! Пока то да се, силы меня покинули. Но поезд наконец-то прибыл на Цукидзи, я кое-как встал и вышел. Понял, что это уже становится опасным для организма. Выйдя из вагона, я, изо всех сил сжимая перед собой портфель, пошел в обратную сторону к выходу по направлению к станции Хаттёбори. По ходу мне стало плохо, я присел на скамейку посреди платформы. Но это я тоже помню неточно. Помню, что я должен был сесть на скамейку, а очнулся уже в больнице.
Услышав свое имя, я открыл глаза. Поднимаю веки и вижу лицо врача, потолок. Мне казалось, что я по-прежнему еду в электричке, и я думал, что это потолок вагона. Когда меня привезли в больницу, реакция на боль отсутствовала. Они не смогли снять одежду, и ее просто разрезали ножницами. Единственное, что двигалось, — это сердце. Если подумать, я находился на волоске от гибели.
В истории болезни записано, что меня привезли[82] в 9:27, подключили к кислородной маске, и через десять минут я ожил. Один из тех, кого привезли почти одновременно со мной, недавно умер. Это человек по имени Окада из Тибы. Он долго пролежал в коме, и скончался, не приходя в сознание. Земля ему пухом.