— С ума сойти, — сказал Жан, словно угадал мысли Андрея. — Уже вечер. Они нас опоили.
— Надо бежать, — сказал Аксель.
— Куда? — спросил Андрей.
— В степь, к станции.
— Чтобы нас через десять минут догнали?
— Насколько я знаю эту местность, — сказал Жан, — здесь вокруг степь на много километров. В ней полно всяких тварей.
— Так что же, будем сидеть и ждать, пока нас поджарят?
— Я бы предпочел не спешить, — сказал Андрей. — Вернее всего, пока мы спали, здесь побывал катер.
— Так что же они нас не нашли? — обиженно спросил Аксель.
— Я бы сам не отличил вас от рабов.
— Это только предположение, — сказал Жан.
Пришли два воина, принесли котел с вонючей теплой похлебкой.
Ели Жан и Андрей. Ели с отвращением, и со стороны их попытки выловить из супа что-либо съедобное выглядели курьезно. Воины покатывались со смеху. Аксель категорически отказался есть.
— Быть гордым почетно, — сказал Андрей, — но полезнее остаться живым.
— Ценой унижения?
— У меня была тетя, — сказал вдруг Жан. Он отыскал деревянную плошку, вытер ее рукавом и зачерпнул жижи из котла. — Она очень смешно воевала с моей дочерью. На равных. Дочери было пять, а тетке пятьдесят шесть. Понимаешь, они ссорились на равных.
— Я тебя не понял.
— Мы с ними существуем в разных мирах, которые не соприкасаются. А ты стараешься навязать им свою собственную психологию.
Квалифицированный генетик, надежда факультета вдруг оказался рабом какого-то дикого племени — эта перемена в статусе оказалась для Акселя невыносимой, и Андрей Брюс понимал, что за парнем надо присматривать, он может наломать дров.
— Черт знает что! — Аксель метался по кибитке. — Мне бы бластер! Я бы уничтожил этого Октина Хаша. Если его не остановить, он убьет еще тысячи людей.
— Не родился бы он — родился другой, — сказал Жан. — Без этого истории не обойтись. Со временем и здесь додумаются до гуманизма.
— Мы, как старшие братья, обязаны вмешаться.
— И наказывать, если они будут себя неправильно вести?
— Наказывать и поощрять.
— Ты, как выяснилось, гуманный дрессировщик, — заметил Андрей, вытягиваясь на жестких шкурах. Укусила блоха.
— Это старый спор, — сказал Жан. Он сидел на земле и чесался. Видно, тоже одолели блохи. — В Центре уже давно доказали, что естественное развитие цивилизации благотворнее, так как не создает дуализма в сознании, не готовом к восприятию идеалов.
— Чепуха. Если отнять у них детей и вырастить в нормальных условиях, они будут такими же, как наши дети. Сами же говорите, что мозг человека не изменился, — возразил Аксель.
— Значит, гуманная дрессировка с питомниками для детей. А стоит ли возиться? Может, взрослых ликвидировать?
— Зачем шутишь? Разве время шутить?
— Всегда время шутить, — сказал Андрей.
Он поднялся: заели блохи.
За стенкой кибитки послышались крики, свист, хохот — происходило что-то интересное.
Андрей подошел к пологу, приоткрыл его. Часовых у входа не было. В плечо дышал Аксель.
Зрелище было и в самом деле внушительным. Несколько коней, словно лилипуты — Гулливера, тащили по лагерю тушу динозавра. Туша была метров пятнадцать в длину, и толстый у основания хвост тянулся по пыли еще метров на пять. Вокруг туши прыгали ребятишки и суетились женщины. Тушу бросили на площади посреди становища. Появился жирный колдун. Его помощник нес за ним короткий широкий меч. Толпа загомонила в предвкушении зрелища.
Колдун взял меч и остановился у брюха динозавра. Он стоял так довольно долго, и толпа криками подбадривала его. Затем он сделал резкое колющее движение мечом, и меч вошел по рукоять в тушу динозавра. Взявшись за рукоять обеими руками, колдун старался распороть грудь чудовища. Ему было трудно — надутое лицо стало мокрым от пота.
Отбросив меч, колдун сунул обе руки в тушу и резким движением вырвал сердце динозавра. Сердце было большим, тяжелым, оно обвисло в руках жреца. Толпа завопила от восторга.
С двух сторон к старому колдуну подскочили воины и подхватили тяжелое сердце. Подняв его на руках — кровь капала им на лица и плечи, — они понесли его к Октину Хашу.
Тот вытащил кинжал, отрезал полоску мяса и поднес ко рту. Он жевал, а толпа прыгала от радости.
— С ними ты собираешься воевать? — спросил Андрей, оборачиваясь к Акселю.
Аксель исчез.
— Жан, где он? — спросил Андрей.
Жан откинул полог и заглянул в кибитку.
— Там его нет, — сказал он.
— Так я и думал. Он сбежал!
Прямо над головой раздался резкий крик.
Октин Хаш подъехал на коне незаметно. Его рот был измазан кровью.
Жан тихо ответил.
— Что он спросил?
— Он спросил, где третий. Я сказал, что скоро вернется. У него болит живот, а он не хочет гадить в кибитке.
Октина Хаша ответ не удовлетворил. Он громко свистнул. Тут же все в лагере позабыли о динозавре. Поднялась суета, словно в муравейник капнули кипятком. Воины затолкали пленников в кибитку.
— Идиот! — Жан ударил кулаком по колену. — Мальчишка!
Неожиданно — как будто остановились часы — суматоха улеглась.
Один из воинов, что стояли в дверях кибитки, сказал что-то.
— Он говорит, поймали, — сказал Жан.
Октин Хаш вошел в кибитку.