Таня тоже молчала. Страшная, нелепая, неожиданная смерть Мишки Япончика от рук тех, кому он так верил, была самой жестокой шуткой, которую жизнь подготовила для настоящего короля, чье царствование осталось только в вечных одесских легендах...
Несмотря на смертельную опасность, угрожавшую всем людям из окружения Японца и лично ему, Майорчик все же решил устроить другу пышные похороны — последний парад короля. И тогда из Одессы, тайком, в Вознесенск съехались все оставшиеся в живых воры. Никто не отказался приехать.
С болью в душе Таня видела знакомые лица, чувствуя, что это — в последний раз. Дружески обнявшись с Тучей, она поразилась тому, как исхудал и осунулся ее друг.
— Я повсюду за тебя искал, — улыбнулся он, — так искал. Можешь назад поворачивать. До Одессы.
— Как — назад поворачивать? — не поняла Таня.
— Пилермана забрали в ЧК. За растраты, за поборы с Привоза судить будут. Говорят, к стенке пойдет.
— Он это заслужил! — не сдержалась Таня.
— А денег-то у него не нашли, — усмехнулся Туча. — Чекисты с ног сбились. Люди верят, что на Привозе Пилерман свои бриллианты зарыл — ну типа на все деньги купил бриллианты, а камни как клад зарыл на Привозе.
— Ох уж эти бриллианты! — невесело усмехнулась Таня. — Вечное зло.
— Так шо воротись, — Туча был серьезным, как никогда. — Никто за тебя в Одессе больше не тронет и за зуб не скажет.
— Я вернусь, потом, — ответила Таня. — У меня еще дела остались. В Аккермане. Ведь ты сам отвез меня туда.
Туче нечего было ответить. Он просто смотрел на Таню.
В горькой погребальной процессии одесские воры шли за гробом своего короля. Все понимали, что со смертью Мишки Япончика закончилась целая эпоха, безвозвратно канула в вечность.
Мишку хоронили по иудейскому обряду. Отпевал его кантор Одесской хоральной синагоги Пиня Миньковский и солисты Одесской оперы. Их специально, по приказу Майорчика, из Одессы доставили в Вознесенск.
Несмотря на всю их торжественность, это были горькие похороны. Похоронили Мишку Япончика на кладбище Вознесенска, но потом Таня узнала, что позже его тело перепрятали, вырыли из могилы и похоронили тайком, чтобы никто больше не посмел потревожить короля...
Ускользнув пораньше с погребальной попойки, во что, как обычно, превратились поминки, Таня прихватила с собой Андрея. В крестьянской одежде они сели на подводу, нанятую заранее, и отправились назад, в Аккерман. А память о Мишке Японце она навсегда сохранила в своем сердце. И знала, что это — до конца жизни.
Глава 22
Скорчив презрительную гримасу, барышня заслонилась белым кружевным зонтиком от солнца и брезгливо отвернулась от правившего лодкой рыбака. Впереди, за пристанью, за самым берегом, высились высокие стены Аккерманской крепости. Барышня всё не могла отвести от них глаз.
— Где причалим, дамочка? — насмешливо крикнул рыбак, вложив в свою ехидную улыбку все то презрение, которое извечно, низшие классы испытывают к высшим.
— Что за глупый вопрос! — поморщилась нарядная дамочка, глядя на рыбака как на какое-то экзотическое насекомое. — Мне нужно в крепость. Я вам за это заплатила!
— Так за то я и спрашиваю, мамзель. Если причалим к пристани крепости, румыны документы будут спрашивать. А если так попасть, лазейку можно поискать вниз.
— К пристани, конечно, — пожала плечами дамочка, ясно выражая этим жестом все свое отношение к умственным способностям местного рыбака.
Вскоре край лодки стукнулся о борт пристани. Поднявшись во весь рост, рыбак размахнулся, забрасывая канат. Скучавший в карауле румынский солдат немного оживился и вразвалочку направился к лодке. Шел он медленно и лениво, но в глазах его читались напряжение и тревога.
— Не можна! — крикнул румын, коверкая местные слова. — Документа! Так документа! Дай!
— А это не я, это она, — смеясь, рыбак указал обеими руками на барышню и, словно сдаваясь, поднял их вверх, — это она колобродит, вот ее и спрашивай по документам!
Опустив тут же руки, он привязал лодку. Барышня поднялась во весь рост и кое-как перебралась на пристань, старательно поддернув подол нарядного белого платья. Зонтик, которым она прикрывалась от ветра, трепетал на ветру, едва придерживаемый одной рукой.
— Благодарю, — девушка улыбнулась солдату, который, подсуетившись, помог ей влезть на пристань. — Мне нужно видеть профессора Никореску. У меня к нему письмо. Я студентка Московского университета.
— Документа, мадам, — внезапно строго сказал румын, только что ей лучезарно улыбавшийся.
— Прошу, — порывшись в обшитой кружевами сумочке, девушка вытащила паспорт и протянула солдату. — Я Ольга фон Грир.
— Мадам фон Грир, — румын уже раскрыл паспорт.
— Мадемуазель, — обворожительно улыбнулась нарядная барышня.
— Ходьте, — сказал румын, возвращая паспорт.
— Вы позволите, чтобы рыбак подождал меня здесь? — защебетала она. — Я вернусь после встречи с профессором, и он отвезет меня в гостиницу, где я остановилась. Пешком я не дойду.