Казалось, за шесть прошедших лет он сотни раз проверил и перепроверил все расчеты, сотни раз отрепетировал действия по пробуждению подводников. И все же в душе шевельнулся животный страх перед тем, как он дал соответствующую команду ассистентам. «А вдруг что-нибудь пойдет не так? Вдруг один из параметров выйдет из-под контроля и скомкает весь процесс?» – с ужасом думал он. И тотчас представлялась картина, от которой холодело в груди: весь экипаж, во главе с Мором, не возвращается из сна, а профессор с горсткой помощников и полуживыми моряками «Верены» остается один на один с многочисленными проблемами. Остается и медленно умирает под холодной серой скалой…
– Ну, что там? – остановился он посередине прохода и, не поворачивая головы, резко выпалил: – Температура? Пульс?
– Температура и пульс у всех пациентов в пределах нормы, – поспешно доложил терапевт Рихтер.
– Частота дыхания?
– От тридцати до сорока пяти ударов в минуту.
– Что с давлением?
– Успели измерить у тридцати пяти пациентов. Давление в норме.
В делах, касающихся работы, профессор всегда оставался непреклонен и тверд.
– Измеряйте остальным и начинайте перекладывать людей на койки…
Первый этап пробуждения прошел успешно: температура тел поднята на два-три градуса, люди извлечены из герметичных капсул и уложены на кровати. На втором этапе каждому моряку вогнали в вену иглу, подсоединенную к системе с двумя пузырьками со специальным реабилитирующим препаратом – еще одним изобретением Зигмунда Рашера. Препарат окончательно восстанавливал работу сердечной мышцы, приводил в норму дыхание и кровеносную систему.
Профессор продолжал чеканить шаг по центральному проходу бывшей казармы. Волнение не оставляло, ведь риск летального исхода присутствовал не только на первом этапе, но и на втором и даже на третьем, когда человеческий организм переходил из одного статичного состояния в другое.
Пока процесс шел без сбоев.
«Вероятно, сказывается молодость и отличное здоровье подводников, чего явно недоставало моему подопытному «материалу» в лаборатории концлагеря Дахау, – рассуждал он, остановившись напротив кровати со спящим командиром U-3519. – Что ж, дай Бог! Дай Бог…»
Внешность Мора практически не изменилась – будто и не прошло шести лет с момента их последнего разговора и короткого прощания перед инъекцией секретного препарата. Все такой же симпатичный шатен лет двадцати шести, с прямым носом и тонкими губами. Идеальная арийская внешность, если не считать небольшого родимого пятна в форме оливки на левой скуле. Впрочем, сейчас эту «оливку» прикрывала густая рыжая борода, обрамлявшая лицо капитана.
Нойманн нащупал его запястье, посчитал пульс…
– Пятьдесят пять. Отличный результат, парень! – радостно прошептал он, обнаружив к тому же и нормальную температуру тела. – Ты молодчина! Давай, Хайнц, просыпайся!..
Все обитатели подскальной базы ждали пробуждения своих товарищей. Но с особым нетерпением ждал его профессор.
Во-первых, ему не удалось до конца разгадать тайну страшной болезни моряков с «Верены» – давно не появляясь на борту своей подлодки и не контактируя с опасным грузом урана, они продолжали умирать.
Во-вторых, запасы провизии и медикаментов из-за большого количества обитателей базы стремительно таяли – настолько стремительно, что порой Карла охватывал панический страх.
Он все еще держал за руку Мора, когда по его неподвижному телу вдруг прошла судорожная волна. А через пару секунд тот уже бился в невероятных конвульсиях.
– Ко мне! – закричал Нойманн. – Кто-нибудь – живо ко мне!
Подбежавшие ассистенты навалились на корветтен-капитана, зажали конечности, удержали, заставили затихнуть.
– Он продолжает спать, – удивленно сообщил помощник.
– Скорее сюда! – послышалось с другого конца «лазарета». – Здесь похожее явление!..
Сильнейшие мышечные спазмы и судороги мучили пробуждавшихся подводников на протяжении последующих четырех часов.
– Что это может быть? – спросил обессилевший терапевт.
– Это предстоит выяснить – раньше в экспериментах такого не наблюдалось, – поморщился Нойманн. – Возможно, «ломка» вызвана реакцией сосудов на восстановление кровяного давления. Или же виной тому мышечная реакция…
Команда затихла. Больше никто не дергался, не шумел, профессор не покрикивал на подчиненных, а те не бегали по центральному проходу. В «лазарете» наступила тишина – процесс пробуждения почти завершился, и все подводники спали обычным человеческим сном.
– Вот что, коллеги. Мне неизвестно, когда они проснутся, но ускорять выход из этого состояния я не стану, – устало выдохнул Нойманн. – Слишком большой риск возникновения побочных эффектов. Поэтому разделимся на две смены. Первая остается дежурить до трех ночи…
Пробуждение шло своим чередом и строго по плану, минуя все страшные прогнозы, которые зачастую рисовало воображение бывшего эсэсовского врача. Первым окончательно очнулся от долгого сна Хайнц Мор. Нойманн сразу нашел в этом некую символичность: организм командира подлодки – опытнейшего подводника, награжденного Рыцарским крестом с дубовыми листьями, – оказался сильнейшим в экипаже.