— Каждому однажды может улыбнуться госпожа Фортуна. Но не все могут это увидеть.
— Хочешь сказать, что все возможно, нужно только уметь понять это? — спросил Аскольд скорее у самого себя, чем у менестреля.
— Полагаю, да, милорд.
— Вообще-то, милорд — это мой отец, — он натолкнулся на веселое лукавство во взгляде собеседника и, повинуясь какому-то неясному чувству, продолжил: — Я буду рад, если ты будешь звать меня по имени.
— Аскольд?
— Он самый.
Предыдущий музыкант закончил свою песню, ему щедро похлопали, и Осверин пролез мимо молодого лорда в зал, пока гитара не обиделась на бездействие ее хозяина. От разговора осталось приятное послевкусие — что-то вроде ощущения того, что призвание менестреля как раз в том, что он только что сделал. И сейчас будет делать.
Осверин заиграл, и выступать было легко и приятно, музыка сама лилась из-за пальцев, а голос звучал как никогда хорошо и уверенно. (Потому что настоящее боевое крещение он уже прошел с честью, а госпожа Фортуна бывает ласкова с теми, кто ее не забывает).
========== 2. Воин и менестрель ==========
В истертом временем, но ещё вполне способным выстоять не одну ночную гулянку придорожном трактире менестреля чуть было не спустили с крыльца. Он, совсем молодой и невысокий, с длинной светлой косой за плечами, прижимал свою гитару к груди и изо всех сил старался отвечать на ругань, которой его обложили, культурно и в рамках приличий.
— Тоже мне, ценители! Это великое искусство, а вы!..
Музыкант, несмотря ни на что, не выглядел беспомощным и напуганным, скорее, ему было обидно за саму идею — да за собственный гонорар.
Пальцы с обкусанными ногтями сложились в неприличный жест, который тут же был продемонстрирован обидчикам.
— И песни твои такие же! — гаркнули из трактира.
Менестрель только снисходительно фыркнул, мол, где уж вам, дремучим, понять.
— А мне вот песня понравилась, — спокойно проговорил чей-то голос совсем над его головой, и кто-то мягко спрыгнул на землю.
Менестрель вскинул глаза: на дорогу рядом с ним только что спрыгнул всадник из седла впечатляюще красивой лошади. И всадник этот, несмотря на серьезный тон, едва ли не смеялся.
Новехонькое седло, дорогая, но неброская и лишь слегка запыленная одежда, драгоценный камень в рукояти притороченного сбоку меча… (Менестрель мигом прочитал все, что могла сообщить внешность путника — и был уверен, что обидевший его народ тоже). Да и лицо его было музыканту смутно знакомо. Кто же это, где же он его видел?..
— Аскольд! Аскольд Витт!
Тот расплылся в улыбке, пусть и немного удивленной. Обвел взглядом гитару и нехитрые пожитки странствующего менестреля…
— Осверин! — щелкнул он вдруг пальцами, выдернув из памяти нужное имя. — Теперь-то я тебя вспомнил. Что, трактирная публика не так благосклонна к тебе, как та, из замков?
— С необразованным сбродом всегда было та-а-а-ак сложно, — подчеркнуто театрально вздохнул тот, — недостаток чувства прекрасного, я полагаю, виноват во всем. Им лишь бы похабень какую слушать днями напролет, честное слово!
— А что спел ты? — Аскольд вопросительно вскинул бровь.
— О!.. Балладу о королеве цветов и торжестве доброты и сердечности. Возможно, и правда слегка перегнул…
— Ну, кто знает, вдруг о твоей королеве цветов и частушки какие есть, а?
Повисла короткая пауза, парни переглянулись — и вдруг хором расхохотались. А пялившиеся на них завсегдатаи заведения почли за лучшее уткнуться в свои кружки и не выпендриваться: ну, мало ли, а? Отсмеявшись, Осверин вполголоса сказал что-то старому знакомому, кивнув на своих обидчиков, и тот фыркнул, а на открытом лице его проскользнула тень хищной ухмылки.
Так, за беседой, то и дело разбавляемой смехом, менестрель, воин и шагающая за ним лошадь ушли дальше по дороге, канув в ее пропыленные, ветром и солнцем пропитанные объятия. Больше их не видели здесь — по крайней мере, такими, какими они были в тот ясный день; и не узнавали.
Спохватился Осверин несколькими минутами позже, окончательно отсмеявшись, вернув себе ясность мыслей и отряхнув руки от налипшего на них мусора.
— Аскольд! Куда мы вообще идем?
Младший лорд Витт хмыкнул, видимо, в своей обычной манере.
— Ты имеешь ввиду, куда шел я, пока не повстречался с тобой? — менестрель активно закивал в ответ. — О, я собирался наведаться в столицу, нанести неофициальный личный визит или что-то вроде того. Перекусить, поразвлечься…
— Шороху навести, — Осверин хихикнул. — Понял.
— А ты?
— А я тут работаю, — беззлобно огрызнулся музыкант. — И, сдается мне, в столице, да еще и в компании бравого воина-мечника, дела мои пойдут на лад. Что скажешь?
Аскольд задумался, вперив взгляд в горизонт. Он был не против напарника, тем более такого — менестрель, бывалый странник, чьи путешествия не были отравлены грузом ответственности или поручениями «особой важности», был бы ему неплохим товарищем в пути. Но не выйдет ли так, что, найдя себе друга, ему будет сложнее оставить эту жизнь и вернуться к прежней, дворцовой и светской, когда придет время?..