Подвиг

Немо низко опустилъ голову. Вся его фигура, согнувшаяся, точно сложившаяся въ креслѣ, показывала глубокое удрученiе. Онъ тяжело вздохнулъ, провелъ рукою по густымъ, бѣлымъ волосамъ, по лицу, крѣпко зажмурился, точно прогоняя какую то тяжелую, назойливую мысль, поднялъ голову, и, вставъ съ кресла, подошелъ къ письменному столу, устроенному у лѣвой переборки каюты. Онъ взялъ большой блокъ нотъ и сталъ писать на немъ короткiя записки, отрывая листокъ за листкомъ.

Всходившее солнце бросило золотой лучъ въ иллюминаторъ и освѣтило его сильную, крѣпкую спину. Ранцевъ сидѣлъ не двигаясь. Въ окна иллюминатора видны были далекiе, низкiе, зеленые берега Луары. Они проносились съ большою быстротою. Сильнѣе стучала машина, и корпусъ парохода мѣрно вздрагивалъ. Вода шипѣла подъ килемъ и пѣнными полосами, блистая на солнцѣ, бѣжала къ берегу.

Чуткое ухо Ранцева улавливало пробужденiе пассажировъ парохода «Немезида».

Немо тяжело поднялся со стула. Въ рукѣ у него были написанныя имъ записки.

— Прикажи, — сказалъ онъ, — разнести по адресамъ… Я хотѣлъ… Я считалъ нужнымъ… не разсуждая… По военному… Ну что же… Разговорчики — такъ разговорчики — видно безъ нихъ не обойдешься… Ступай. Тутъ есть и касающееся до тебя.

XXVIII

Весь день на пароходѣ шла дѣловая суета. Нордековъ съ ротнымъ каптенармусомъ, взводными командирами, унтеръ-офицерами и вызванными изъ взводовъ прiемщиками получалъ въ трюмѣ отъ Дрiянскаго винтовки, пулеметы, патроны, аммуницiю, бѣлыя, тропическiя куртки, соломенныя легкiя широкополыя шляпы, сабли и револьверы для офицеровъ.

При видѣ настоящаго прекраснаго оружiя «разговорчики» смолкли. Всѣ стали серьезны. Если даже и правда, что везли ихъ къ большевикамъ, то везли не безоружными.

Получили приказы и Вундерлихъ и Лагерхольмъ и засуетились по своимъ просторнымъ каютамъ, гдѣ у нихъ были лабораторiи и мастерскiя.

Ранцевъ, прочитавъ длинную и подробную инструкцiю, набросанную ему нервнымъ почеркомъ капитана Немо, собралъ у себя всѣхъ начальниковъ и капитана 1-го ранга Волошина, завѣдывавшаго морской частью и въ продолженiе четырехъ часовъ подробно обсуждалъ съ ними программу дѣйствiй.

Съ закатомъ солнца спустили кормовой флагъ того экзотическаго государства, за которымъ числилась «Немезида». На носу, кормѣ и по бортамъ ставили пушки Гочкиса и митральезы. Пароходъ приводился въ боевое положенiе.

Когда стемнѣло, за кормою спустили деревянную стремянку для рабочихъ, провели провода къ электрическимъ переноснымъ фонарямъ, и Дружко, онъ былъ взятъ Ранцевымъ, какъ вѣрный человѣкъ и по художественной части, спустился съ рабочими на стремянку. Они отвинтили названiе парохода «Nemeside» и наименованiе порта, закрасили мѣста буквъ и привинтили заранѣе заготовленныя буквы: «Мститель» и «С.-Петербургъ»…

Работа на пароходѣ шла почти всю ночь. Морскiе офицеры и гардемарины подъ руководствомъ капитана Волошина прибирали по военному «Мститель».

Немо не выходилъ изъ каюты.

Мертвая зыбь, остатокъ воскресной бури, улеглась. Качка была мѣрная, и страдавшихъ морской болѣзнью было очень мало. Берега Европы скрылись. Нигдѣ не было видно ни маячныхъ, ни судовыхъ огней. Пароходъ шелъ съ большою скоростью и не по курсу главныхъ линiй. Поздно ночью въ подзорную трубу были видны огни Финистерскаго маяка — «Мститель» покинулъ Европу. Взятый имъ курсъ успокаивалъ пассажировъ: — это былъ курсъ къ Панамскому каналу, къ ос-тровамъ Галапагосъ, а отнюдь не къ совѣтскому союзу республикъ.

Значитъ, и правда: — кинематографическая съемка. Но… Для чего такое вооруженiе?… Почему шли съ потушенными огнями и на мостикѣ, кромѣ штурмана неотлучно стояли на вахтѣ два морскихъ офицера: — Русскiй и финляндецъ.

За часъ до разсвѣта барабанъ пробилъ повѣстку къ зарѣ. Засвистали боцманскiя дудки. Спозаранку поднимали пассажировъ, статистовъ кинематографическаго общества «Атлантида».

Mope было гладкое. Зыбь, безпокоившая вчера при дневныхъ работахъ, прекратилась. Въ темнотѣ таинственно свѣтилась фосфоресцирующая волна, шедшая отъ парохода. Мирiады звѣздъ, отражаясь въ ровной поверхности океана, смягчали темноту жаркой южной ночи.

Когда люди, вызванные сигналами, «выходйли на верхнюю палубу, одни по одиночкѣ, Нордековская рота въ строю, блестящая бѣлыми кителями и новенькой скрипящей кожаной аммуницiей, наступалъ разсвѣтъ. Звѣзды погасали. Mope и небо казались бѣлыми. На западѣ, закрывая небосклонъ, стояло громадное, сѣрое, плотное, кучевое облако. Его круглая вершина начинала розовѣть, отражая, гдѣ то далеко, пылающую утреннюю зарю.

Длиннобородый, сѣдой финляндецъ Лагерхольмъ съ помощниками и Ванечкой Метелинымъ устанавливали передаточный аппаратъ радiо-станцiи и провѣряли моторъ. Моряки разошлись по орудiямъ и стали на бакѣ и на ютѣ. Капитанъ Волошинъ поднялся на командный мостикъ. Амарантовъ вывелъ трубачей, Гласовъ хоръ, и они стали подъ прямымъ угломъ къ правому флангу роты, выстроившейся вдоль борта. У люка, ведущаго въ трюмъ, къ камбузамъ, въ бѣлой одеждѣ и бѣлыхъ поварскихъ колпакахъ торчали съ любопытными лицами Нифонтъ Ивановичъ и Фирсъ.