Подвиг продолжается

Но знакомство все-таки состоялось. Федька возвращался вечером из кинотеатра и возле универмага увидел толпу подростков. Подошел. Каким же было его удивление, когда в центре круга он увидел Цыгана и своего младшего — на год моложе — братишку Костьку! Цыган крутил перед носом Костьки кулаком и грозил:

— Ты, падло, хочешь по шарам?

Федька, не раздумывая, ринулся сквозь стену окруживших зевак-парней.

— В чем дело? — надвинулся Федька на Цыгана. — Ты знаешь, что это — мой брат?! — яростно выдохнул он, словно Цыган должен знать, какой он — Федька — известный на улице человек и что трогать поэтому его брата — элементарная глупость и бесподобное кощунство.

Федька не думал ошарашивать хулигана, просто как-то так у него получилось. Ведь родного брата хотели обидеть! Но напор, ярость его словно вдруг подменили Цыгана. Он кисло усмехнулся и, заочно признавая значительность фигуры Федьки в уличном мире, примиряюще сказал:

— Откуда знать мне, что он твой брательник? У него на морде не написано.

— Ну, ты, короче с мордой! — не узнавая себя, снова поднапер Федька.

Потом они закурили, пацанва, жаждавшая увидеть драку, разочарованно разошлась. Ушел с приятелями и Костька.

После Федька удивлялся, как иногда можно познакомиться за один вечер и даже подружиться. Федька помнит, как допоздна бродили они с Цыганом в тот вечер по улицам и как туго, но раскрывался перед ним паренек в заношенной выгоревшей солдатской гимнастерке.

Узнал Федька, что живет Цыган на квартире, оказывается, совсем недалеко от него — Федьки, и что, кроме старой бабки, у него никого нет. Есть, конечно, отец, но он на фронте, а где точно — неизвестно.

И Федька тоже разоткровенничался. Провожали они друг друга от одного дома к другому раз пять и разошлись уже в полночь...

Федька оглядывает посеревший лес, ухмыляется одобрительно. Это он вспомнил, как милиционер Черненко сказал ему вчера: «А что если Цыгана — к нам, бригадмильцем?.. Вы же приятелями стали, говоришь...»

На этом месте Федькины размышления и были прерваны. Ему показалось (а может, не показалось?), что за кустами колючего дикого терна мелькнула тень. Да нет же!.. Какой дурак полезет сейчас сюда, в голый и скучный лес... А если это враг? Но Федька почему-то не принимал этого предположения, внутренне не принимал, потому что оно слишком серьезно. В кустах колючего терновника послышался треск. Он был не продолжителен: может, сук с дерева, что возвышается над кустами, обломился и упал...

Но треск повторился. Кто там? Что там? Федька судорожно сжимал винтовку в руках, не решаясь ни пойти к кустам, ни подать голос. Птица какая-нибудь, сова, может... А он орать начнет! Вот потеха будет!

Через кусты терновника, так густо разросшиеся, что даже, оголенные осенью, они были, словно стена, непроницаемы, Федька все же различил какую-то неясную тень. «Кажется, человек, — тревожно застучало сердце. — И чего-то качнулся, будто прячется». Федька, направив ствол винтовки в терновник, крикнул звонким от волнения голосом:

— Кто там?

Вопрос прозвучал как-то по-домашнему, как если бы Федька сидел дома и в дверь постучали, а он спросил: «Кто там?»

Тень перестала двигаться, но выпрямилась в полный рост. Наверно, Федькин домашний вопрос все же этого «кого-то» напугал, и наверное, своей неожиданностью.

— Стрелять буду, — дрогнувшим голосом крикнул Федька.

Он, конечно, совсем не готов стрелять в человека, и если сделает это — больше с испугу. Но Федька уже сказал страшные холодные слова. Промелькнуло в голове сомнение: «Не сумею выстрелить. В человека ведь». Да и стрелял он до того всего несколько раз, из мелкокалиберки. С военруком выходили за Песчанку, в степь, и стреляли. В консервную банку, на расстоянии пятидесяти метров. Один Толяй Зубанев умудрился попасть в цель, да сам преподаватель-военрук.

Федька щелкнул предохранителем.

3

— Ой, дяденька, не стреляй! Это я! — закричал испуганным девчоночьим голосом таинственный «кто-то».

— Дура, дура сопливая! — яростным шепотом ругался Федька. Он опустил винтовку. Руки его дрожали какой-то мелкой противной дрожью. Все еще не совладав со своей яростью, Федька заорал туда, за терновник: — Чего ты тут шляешься?.. Под пулю захотела угодить? А ну проваливай отсюда!

— Я хворост собираю, — плаксиво сообщил девчоночий голосок, и через минуту из-за кустарника, с правой его стороны, показалась девчонка лет девяти. Она смотрела на Федьку круглыми от страха глазами и, кажется, готовилась зареветь. Одной рукой девчонка держала за край лежащий на земле мешок, из которого торчали сухие палки валежника. И ничего необычного.