Подвиг продолжается

— У меня что, по-твоему, дорогой товарищ, постоялый двор? — ехидно вопросил он, потрясая заявлением Луценко о расчете. — Что молчишь? Переночевал — и до свидания?! Нет, дорогой товарищ, у нас ударная стройка. От нашей электростанции вся судьба Сталинграда зависит, учти! Мы тебя чернорабочим взяли, а теперь что? Бригадно-ученическим методом обучаем тебя специальности — это раз! Общежитие дали — это два. Спецовку выдали, — он с видимым удовольствием загибал пальцы. Скоро разряд получишь, — прижав большой палец, он взмахнул кулаком. — Ценить надо, а ты норовишь, где поглубже... Летуном хочешь стать? Эдак мы, дорогой товарищ, пятилетку в четыре года не выполним...

— Я не поглубже, а в милицию, — упрямо набычился Луценко.

— А что мне милиция! — вспыхнул кадровик. — Я за ихние кадры, дорогой товарищ, не ответчик. Так что иди и работай...

В милицию Луценко заявился после смены, как потерянный. Вот тогда-то помощник начальника Сергей Яковлевич Назаров и представил его Топилину. Начальник 6-го отделения оглядел парня с головы до ног, покачал головой, сказал с усмешкой:

— Нахваливали мне тебя, вроде стоящий ты мужик, гроза преступников! А росточком, я смотрю, ты в гвардию не вышел. Голодовал в детстве, или в роду все такие? — он терпеливо выслушал сбивчивый, смущенный ответ Луценко, захохотал: — И голос у тебя чисто оперный, не милицейский. Арию Ленского слышал? Ну, ладно, не обижайся, это я шуткую. Ты мне вот что скажи, — и он вдруг выставил перед глазами обескураженного парня книгу со знакомым портретом, Тараса Григорьевича чтишь, стихи его читаешь?

От волнения во рту у Луценко все пересохло, и он лишь кивнул утвердительно.

— А ну прочти! — требовательно сказал Топилин, передавая книгу. — Послухаем, как ты Шевченко разумеешь.

Луценко наугад раскрыл книгу, и в памяти его вдруг всплыли любимые строчки «Заповита». Он захлопнул книгу, отставил, как когда-то в школе, ногу назад, распрямился и начал с чувством читать наизусть:

Як умру, то поховайте мене на могилі
Серед степу широкого на Вкраїні милій...

Топилин сурово, как строгий экзаменатор, смотрел на раскрасневшегося парня, а когда тот кончил, сказал быстро:

— Еще что помнишь? Читай! — и тут же повернулся к помощнику: — Чуешь, Назаров, это тебе не в переводе. Натуральные стихи, аж за душу скребут! Нечего не скажешь, толковый хлопец, добре трактует кобзаря. Значит, будет действовать по справедливости. Нам в милиции только такие и нужны. Одним словом, в приказ немедля. Младшим милиционером с месячным испытательным сроком — и чтоб каждый день перед нарядом читал личному составу стихи. А то кормим людей одними политинформациями...

— На стройке возражают, Иван Иванович, — напомнил Назаров.

— Это кто ж там милицию не признает? — грозно переспросил Топилин. — Ну мы ему пропишем рецепт, чтоб уважал Советскую власть. В райкоме партии потолкуем. Укреплять милицию всем надобно.

Лукавая улыбка заиграла на губах Василия Самсоновича, когда он вспомнил, как ахнули в конторе стройки, увидев Луценко в полной милицейской форме...

Да, немало еще хорошего сделал Топилин для него! И так уж повелось с первой их встречи, что как бы ни были они заняты, а полчасика непременно жертвовали любимому кобзарю. А теперь опоздал он, всего-то на пять дней опоздал о арестом Сараенка, не успел оправдаться в глазах Ивана Ивановича. Узнать бы адрес да написать ему...

Стук в дверь оторвал инспектора от воспоминаний. Старый Пантелеев, теребя в руках картуз, медленно двигался к нему от порога. Не поднимая глаз, глухо спросил:

— Павлушке чем пахнет, гражданин инспектор?

Василий Самсонович выпрямился, сказал внушительно:

— Все дочиста по совокупности будет вашему Павлушке: за грабежи, за разбойное нападение, за бабку Тарабрину...

Пантелеев оперся локтями на стол, засопел тяжко, желтыми кошачьими глазищами впился в инспектора.

— Купца я нашел, берет корову, деньги нынче же сполна принесет. Ты скажи, гражданин инспектор, ежели мало тебе одной коровы, мы и за второй не постоим. Вызволи Павлушку!

Многое уже повидал Луценко за два года работы в милиции, но тут изумленно отвалился на спинку стула. Вот оно, значит, как взятки суют! Наливаясь злостью, Луценко полистал купленную недавно на руках потрепанную книжечку — «Уголовный кодекс», которой немало гордился, произнес холодно:

— Дача взятки должностному лицу, гражданин Пантелеев, наказывается лишением свободы на срок....

— Знамо дело, — упрямо перебил Пантелеев, — наказывается, ежели прознают, а мы тута с глазу на глаз...

Луценко в два прыжка подскочил к двери, распахнул, властно указал на лестницу. Старик, сутулясь, прошаркал по полу, переступил через порог, но опять обернулся:

— Не постою за второй, гражданин инспектор... — уныло повторил он.

Дверь с силой захлопнулась перед его носом.

* * *

Спрыгнув с коня, Луценко с трудом размял затекшие ноги, устало потянулся. Двое суток не слазил он с седла, рыская по заволжским сенокосным угодьям, и все понапрасну.