Подвиг пермских чекистов

А декабрьским морозным вечером в доме на Соликамском тракте собралось изысканное общество: несколько столичных гостей, Расповцев, Литваков, ведущие заводские инженеры Крохин и Евсеев, Венда, технический директор завода Иванов и еще несколько человек, чьи имена Шурочка не знала.

Пили мало, говорили негромко. Лишь последние фразы речи, произнесенной Михайловым, звучали внятно: «Центр надеется на вашу активную работу, расширение акций. Берите пример со спецов, работающих в Пашии».

К полуночи разошлись все, кроме Михайлова, Нефедьева и хозяина дома. С кухни Шурочка слышала весь разговор, но смысл его остался ей непонятен. Михайлов напоминал Расповцеву, что у неких двух господ хранятся его расписки на тридцать тысяч рублей каждая. Господа не требуют возврата денег, но просят поставлять «оговоренные пустячки» и не «гнать закусив удила».

— По второму пункту наши интересы не совпадают, — заметил Нефедьев. — Нам выгоднее подчеркивать преимущества частных фирм, их гибкость, оперативность. Если заморозить строительство мартена, то будет труднее нам дискредитировать государственные конторы как неживые, бюрократические.

— Продолжайте валить все задержки и неурядицы на заводскую администрацию, — посоветовал Михайлов. — Не жалейте тех, кто не с нами...

— Теперь все данные у нас в руках, — сказал Добош, когда Игнатьев передал ему содержание ночной беседы. «Два пункта», оставшиеся для Шурочки загадкой, для него отнюдь не были шифром: он прочно помнил свой разговор с хитрым Зибельманом. Оставалось выяснить фамилии двух господ, в чьих руках оказались расписки Расповцева. Нужно было ждать, когда он нанесет визит в столицу: вероятнее всего, связь с благодетелями, «говорящими по-русски с иностранным акцентом», глава «Фореста» не мог передоверить никому.

5

В июне двадцать девятого года произошло то, чего ждали чекисты: Расповцев выехал в Москву. На своей даче в Большеве он встретился с господином Мейером. Товарищи из Московского ОГПУ быстро выяснили, что это за птица. Помощник военного атташе Германии, Мейер активно собирал сведения разведывательного характера.

Еще через несколько дней в своей московской квартире Расповцев встретился с резидентом английской разведки — торговцем Джоном Левингстоном.

После этих встреч Расповцев загулял. Пока он кутил в столице, по рекомендации ОГПУ в Перми и Свердловске партийными органами были созданы компетентные комиссии. В них вошли проверенные специалисты. Акты, легшие на стол Добоша, пестрели такими замечаниями, что впору было все, возведенное «Форестом», перестраивать заново, особенно на Невьянском заводе. Фундамент цеха потрескался еще до начала кладки стен. Едва их подвели под кровлю, как рухнула стена будущего аккумуляторного участка. Сваи для весеннего прореза плотины Невьянского пруда были забиты вкривь и вкось, причем на два метра вместо оговоренных шести.

Да и на мартене в Мотовилихе «Форест» себя показал: сорок процентов клепочных работ оказались браком. Вместо отдельных фундаментов под печи и площадки перед ними был сделан цельный фундамент на свайном основании.

По самым скромным подсчетам, убытки государства составили около миллиона рублей. «Форест» допустил пятикратный перерасход дефицитного цемента и трехкратный — металла. Из этих материалов можно было построить не одну мартеновскую фабрику, а, по крайней мере, три. Не один — три цеха!

Да и срок пуска мартена был сорван: Расповцев выполнил указание заграничных благодетелей «не гнать закусив удила». Необходимо было срочно привлекать к работам госстроевцев, о чем и доложил Иосиф Альбертович начальству, прося разрешения на завершение операции по «Форесту».

Десятого августа в Свердловске чекисты арестовали Литвакова. На допросах у Ракитина он начисто все отрицал, играя «мужичка-лапотника»:

— Про взятки ничего не знаю. Да, носил директору Коробкину корзину шампанского, а взяток — боже упаси. А что до акта комиссии, так я не понимаю: я хоть пишусь в анкетах техником-строителем, а на деле-то лишь практик. Отпустите. Приедет Ефим Васильевич, шибко рассерчает на меня.

И впрямь. Обеспокоенный молчанием помощника, Расповцев прикатил в Свердловск. Там, в доме на Мамина-Сибиряка, его и арестовали чекисты. При обыске были найдены хранившиеся в портфеле документы «Фореста», расписки — от сотен до нескольких тысяч рублей. При личном обыске у Расповцева изъяли заводские пропуска, золотой портсигар, запонки и деньги — четыреста девяносто девять рублей одиннадцать с половиной копеек.

Арестованных отправили в Пермь. В тот же день, двадцатого августа, чекисты арестовали всех, связанных с «Форестом»: семь человек в Невьянске, Солдина — в Свердловске и большую группу в Перми. Ареста избежал бухгалтер «Фореста» и главный архитектор завода Венда: он застрелился в спальне, пока жена в прихожей пререкалась с чекистами.

Один за другим проходили перед Добошем в течение двух недель большие и малые «форестовцы», члены контрреволюционного подполья, вредители, взяточники. Каждый из них, спасая свою шкуру, поливал грязью других.