Подвиг пермских чекистов

Бумага долговечней человека! Она способна передать многое. Бывает, что-то давным-давно уже забылось, а бумага все помнит.

«Согласно последнему распределению сотрудников по разрядам я с 12 разряда переведена на 9, из чего усматриваю, что я совсем не соответствую занимаемой должности, а поэтому прошу откомандировать меня в Губревтрибунал, согласно ходатайству последнего, или перевести на другую должность (например, машинистки, делопроизводителя).

Лепсис».

«Настоящим удостоверяется право на ношение и хранение сотрудником ГубЧК Лепсис А. И. огнестрельного оружия: револьвера системы Смит-Вессон и 14 шт. патронов к нему».

«Тов. Лепсис предоставляется право подачи телеграмм с надписью «Военная. Срочно. Вне очереди».

2

— В январе 1919 года я выпросил у Воронова отпуск и поехал верхом в свою деревню. Переночевав дома ночь, я поехал гулять к друзьям в село Егорьевское. После того как мы выпили, я пошел в волостное правление. Там как раз заседала колчаковская следственная комиссия, и члены ее попросили меня расстрелять приговоренных за пособничество большевикам Кощеева, Шардина и Лядову. Я согласился, мне добровольно вызвались помогать жители села Козлов и Рогозин. Приговоренных мы сначала избили нагайками, потом посадили в сани и повезли на расстрел. Отъехав версты две, я в каждого из них пустил сзади по пуле, а мои помощники их добивали. Рогозин взял у меня шашку и лично рубил лежащих на снегу людей. Вернувшись из этого отпуска обратно в отряд Воронова, я узнал, что за заслуги произведен в подпрапорщики...

— Какая же вы сволочь, Шумилов, — с трудом разжимая сведенные ненавистью губы, сказала следователь. — Какая же вы гнусная сволочь...

— А ты не сволочись. — Он негромко хохотнул. Зубы — желтые, ядреные, крепко и густо сидящие — как молодой кукурузный початок. — Не сволочись. А то не погляжу, что в тюрьме, — прихлопну, как блоху. Чтобы не сказала лишку. Мне — одно к одному, дальше тюремного двора все равно ходу не будет. А там разговор короткий. И — в сумку, как говорится.

— Будет вам грозиться. — Лепсис потянула на себя ящик стола, тронула лежащий там револьвер. Мурашки пробежали по коже. Черт знает, чего можно ждать от бандюги. Еще набросится, действительно... — Все равно ведь не успеете.

— Я-то? Успе-ею. Не таких, как ты, успокаивал. А уж тебя- то — х-ха-а!..

— Но какой смысл? Вы мне действительно противны. И мы с вами — враги, здесь нет сомнений. Только вот ведь какое, Шумилов, дело: лично от своего имени я не могу предъявить вам никаких обвинений. Не имею права. Вас народ обвиняет. Люди, понимаете? Те, кого вы секли, да не засекли, рубили, да недорубили, стреляли, да недостреляли. Вам рядом с этими людьми больше жизни

— В чем и дело. В чем все и дело... — Он сипло, обессиленно кашлянул, сказал с тоской: — Отвязались бы вы от меня. Скорее бы, да и... А там уж на меня сковородушку давно-о калят... Чего ждете-то, камиссары? Скорей, говорю!

— Куда торопитесь? — угрюмо спросила Александра. — Вам ведь еще меня надо успеть прихлопнуть. Или забыли?

— Тебя-то? Да ну, перестань... Это я шутейно. Теперь время есть — прежде чем муху зашибить, сто раз подумаешь. Лишний грех — зачем он мне нужон.

— Бога, Шумилов, вспомнили?

— Бога не бога, а пошел бы я сейчас, девка, в монахи. Ти-ихим был бы монашком, ходил от обители к обители. Баловал бы с богомолками, тянул на обочинах сладкую водочку. И-эх!..

Что-то вспомнив, встрепенулся:

— Хотя опасно, конечно. Так-ту, помню, в вороновском отряде мы одного такого странника встрели. Сабелькой пощакотали — ох, бога-атый оказался, собака!.. — Он быстро и жутко сморгнул, потер ладони.

Лепсис покачала головой: ну, зверюга! Перевернула страницу:

— Продолжим дальше, господин подпрапорщик.

— Ошиблась, деушка: подпоручик, подпоручик я, да... В июне 1919 года мы с Вороновым оставили отряд, приехали в Пермь и явились в штаб колчаковской контрразведки. Там Воронов представил меня, и я дал согласие работать секретным агентом. После этого со мной провели двухдневную учебу и с другими пятью агентами отправили на фронт в секторе Пермь-Верещагино. Первый из агентов, Федор, в тыл к красным за сведениями идти отказался, и мы с Коточиговым по приказу начальника контрразведки его застрелили. Он не знал, что его будут стрелять, а мы уговорили его идти купаться. Пошли с ним на берег речки, предварительно взяв в штабе револьверы. Он сел на береговом склоне и стал разуваться, а мы с Николаем сказали, что сначала посидим на бережку.