И Священное Писание говорит, что и пророки дают советы «по сердцу» вопрошающего.
Я не хочу Вас опечаливать. Но Вы сами подняли вопрос о противоречиях в советах старца отца Силуана. Если бы Вы действовали с верою по первому совету, то не имели бы места противоречия. Это все покрывающая любовь противоречит.
Сказал я отцу Силуану и еще одну вещь:
— Мне очень трудно писать или говорить отцу Димитрию, когда я вижу, что он нас понимает по — своему. Он думает, что наши советы объясняются тем, что мы заинтересованы удержать его в Русской Церкви. Некоторые действия наши он понимает не как желание ему помочь, а, скорее, наоборот.
— У меня никогда и в мыслях этого не было, — отвечает] отец Силуан. — Для меня все равно, что греки, что французы, что русские, что евреи. Я всем желаю только спасения. Заступаться за Русскую Церковь я тоже никогда не думал. Он спросил меня, что делать, куда ехать. Я по молитве сказал ему. А по — человечески я не знаю, где какие условия.
Я счел нужным не скрыть от Вас содержание нашей беседы. Но Вы и сами понимаете
Если бы я
Отец Кирик прислал к Пасхе письма отцам Н., И. и отцу Виссариону. Последнему пишет: «Иеромонах Димитрий, англичанин, что живет у Вас на Афоне, поднял здесь у патриарха целую бурю. Жалуется, что его изгнали из монастыря. На этих днях пойду к патриарху исповедовать его. Буду говорить с ним по этому делу».
Слава Богу за все. Однако трудно нам жить. Собственно, по — христиански «ЖИТЬ» невозможно. По — христиански можно только «УМИРАТЬ» тысячью смертей на всякий день[329]. Надо постоянно губить душу свою в мире сем, всегда мертвость Господа Иисуса носить, чтобы и живот Его явился в нас[330]. Получается так, что поскольку мы «живем» в мире сем, постольку «мертвы» в Боге.
Но есть еще ужасное состояние богооставленности. Человек уже «не имеет жизни» в этом мире, то есть не может жить этим миром, память об ином Божественном мире влечет его «туда», но, несмотря на это, мрак окружает душу.
Собственно мы спастись, достигнуть Бога не можем. Сам Он, Непонуждаемый Господь, если пожелает, может прийти к нам. Я зову Его то плачем, то ропотом на мрак и нищету жизни моей, то молитвою, то молчанием, то воплями… — но Он не слушает меня. И я устал.
Со мной произошла страшная перемена. Свет, Божественная благодать далеко отступили от меня. Я понес ничем не вознаградимую потерю, и в этом неистощающийся источник моих страданий, которые снова достигли силы, превышающей меру сил моих; и душа и тело в болезни. От великой скорби я, как Иов, бываю иногда НЕИСТОВ.
Прошу Вас — молитесь за меня.
Преданный Вам душою, Ваш недостойный о Христе меньший брат
иеродиакон Софроний
Письмо 24. О воле Божией, ведущей на Голгофу
Афон, 17–18 (30–31) мая 1936 г.[331]
Глубокочтимый батюшка отец Димитрий!
Благословите.
Старец отец Силуан и я радуемся по случаю возведения Вас в сан архимандрита и от всей души поздравляем Вас, . Мы рады, что у Вас так благоприятно складываются все обстоятельства. Старец Силуан говорит, что это Вам в утешение за скорби, понесенные здесь. Ваши письма я прочитал ему лишь на этих днях, так как я был болен, никуда не выходил из больницы, а отец Силуан не знал, что я слег.
Вопрос о том, где Вам пребывать, можно считать вполне исчерпанным, и возвращаться к нему, после Ваших писем, нет нужды. Старец Силуан говорит, что если по мнению достойных доверия людей
Затем мы вообще говорили о том,