Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру)

Из-за свойственной ему скромности отец Софроний при жизни не хотел, чтобы эти письма стали достоянием посторонних читателей. В них так много откровенного, глубоко личного. Позднее он признался Бальфуру: «Я, по неопытности моей, писал тебе о самом себе, о том, что я сам мыслил и переживал, о том, как сам я боролся с той или иной страстью… Именно эта неопытность или, иначе говоря, только начало опыта и характеризует весь этот период моей с тобою связи в молитве. Теперь я многого не сделал бы из того, что позволил себе тогда. Но прошлого не вычеркнешь из жизни, как «факта». Его можно покрыть покаянием, сделать бессильным для вечности, но, как факт исторический, оно останется именно таковым фактом. Я, конечно, не первый, которому выпадает на долю переживать стыд за свое прошлое, за сказанное неуместное слово или написанное. Да и в том уже находишь себе некоторое удовлетворение, что хотя бы в последующие годы мне было дано усмотреть ранее сделанные ошибки»[5].

В Евангелии сказано: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы»[6], посему было бы неуместным сокрыть духовное богатство, заключенное в этих письмах, «закопать в землю талант» сей премудрости духовной[7] или, «зажегши свечу, поставить ее под сосудом»[8], предав забвению слово, Святым Духом движимое. Но да исполнится завещанное Господом: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего Небесного»[9]. Именно в силу глубоко личного характера и «неопытной» откровенности письма правдиво отражают внутреннее горение духа молодого подвижника, отца Софрония, приоткрывают тайны его сердца, исполненного огнем любви Христовой. Читая их, каждый может почерпнуть нечто на пользу душе, для укрепления веры и духовного утешения. При этом публикуемые письма едва ли можно рассматривать в качестве общего руководства к духовной жизни, поскольку сам отец Софроний отмечает: «Писанные к определенному лицу в определенных условиях… они во всех отношениях являлись предназначенными для некоторого переходного времени»[10]. Соответственно, содержание писем определялось текущими духовными нуждами их адресата — Давида Бальфура.

Д. Бальфур

Вся жизнь Давида Бальфура была неутомимым поиском истины жизни. Его ищущий пытливый ум никогда не позволял ему успокоиться на достигнутой цели. Движущей силой в его жизни была, по его выражению, «жажда подлинного бытия»[11].

Давид Бальфур родился 20 января 1903 года в интеллигентной английской семье[12]. Вскоре после рождения сына его родители приняли католичество — это во многом определило религиозное становление молодого Давида. Во время обучения в католической школе он ощутил в себе призвание к священству и монашеству. После обучения в Риме в 1922 году он стал послушником в бенедиктинском католическом монастыре Фарнбург, недалеко от Лондона. С ранних лет своего духовного развития он проявил интерес к православному монашеству и в 1926 году переехал в бельгийский монастырь Шевтонь, в котором службы совершаются как по западному, так и по восточному обрядам. Там он дал монашеские обеты и позднее сподобился священнического сана.

Божие призвание

В 1932 году произошло событие, которое перевернуло всю жизнь Д. Бальфура. Он посетил Святую Гору Афон с целью исследования некоторых рукописей. Там произошла его судьбоносная встреча со старцем Силуаном и отцом Софронием. Когда Бальфур прибыл в Свято-Пантелеимоновский монастырь, первым на берегу, при выходе из лодки, его встретил отец Силуан и проводил его в обитель. Дорогою, как впоследствии рассказывал старец Силуан, все время он имел желание сказать Бальфуру: «Молитесь, и Господь Вас просветит!» Однако он не решился тогда сказать этих слов, желание же не оставляло его и даже усиливалось. Тогда он, разумев волю Божию, решил даже пригласить Бальфура в келью и сказал ему: «Бог мне внушил Вам сказать — молитесь, и Господь Вас просветит!» Для Бальфура, который долго мучился сомнениями и нерешительностью, разрешить которые он хотел своим умом, то есть обычным, особенно для современного человека, путем всестороннего логического рассмотрения, — эти простые и, в сущности, самые обыкновенные в нашей жизни слова были едва ли не откровением. Они указывали ему путь к разрешению тяжких сомнений — путь решительный, хотя, быть может, и сверхъестественный. Еще один схимонах Пантелеимоновского монастыря, живший «на пустынке» в одной версте от обители, уже после отъезда Бальфура с Афона рассказывал, что он во все время пребывания Бальфура на Святой Горе и в Пантелеимоновском монастыре имел весьма сильное желание сказать ему: «Принимайте Православие, оставьте католичество!» Отец Софроний впоследствии его спросил: