Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру)

Ничего человеческого, земного я не ищу. Если бы и нуждался в чем, то и тогда не позволил бы себе никакой земной корысти ни для себя, ни для других; но, как Вы знаете, я обеспечен по всему и путь мой до смерти определен, если Господь Сам не изменит чего — либо, а ко всему этому да не будет мне опорочить чем бы то ни было столь великое дело, как спасение свое и брата моего. В очах Божиих душа человеческая столь великая ценность, что весь видимый мир не стоит и единой души. (Посмотрите: Прп. Иоанн Лествичник. «Слово к пастырю». Лествица. Гл. 13, 18; и еще: Прп. Макарий Египетский. Беседа 4, 17.) И мне Господь дал пережить это. Так что если я погрешу против Вас, если из-за меня, окаяннейшего всех человек, душа Ваша отпадет от спасения или хотя бы потерпит вред, то кто мне даст после слезы умолить Господа за Вас и за себя, когда я сам нищ и убог. Блаженный, но тяжелый труд.

Помню, когда Вы вернулись в монастырь после путешествия по Горе, я много раз говорил Вам, что наша жизнь — Крест. В первом письме своем я писал Вам об этом же и теперь говорю, что ничего, кроме Креста, мы не проповедуем, и если зовем кого — либо идти с нами, то только на Крест, полагая в этом для себя величайшую несравненную славу. Когда Господь посещает душу, то Крест становится легким, а иногда и неизреченно сладким; когда же благоволит оставить ее на труды и болезни, тогда должны мы быть блаженны упованием на еще большую славу.

Это обстоятельство, при всей любви к людям, часто заставляет умолчать, о пути Божием не говорить, потому что то, что вожделенно любящим распятого Христа, тяжко бывает для других, и они, отяготившись, начинают клясть говорившего им. Я всегда боюсь, что они, познав отчасти Божию благодать, а потом увидев, что стяжание ее стоит великих трудов, начнут «уничижать землю желанную»[80] или «не уразумеют чудес Его и забудут милости Его»[81] настолько, что и самое видение первых плодов, принесенных из земли обетованной, не возможет возбудить в них мужества пойти на завоевание сей земли.

Думаю, что если, подобно Иисусу Навину и Халеву, буду убеждать, что «хороша земля сия», что «милостив Господь» и «введет нас в землю сию и даст нам ее»[82] в вечное и неотъемлемое владение, по неложному обещанию Господа[83], что не должно малодушно «бояться народа земли той»[84], то есть скорбей, которые только кажутся непреодолимыми гигантами, на деле же немощны и рассеются, как дым, то, кто знает, будут потом меня ненавидеть, захотят «побить камнями»[85].

Боюсь я и того иногда, что если, достигнув уже окраин земли обетованной, они смалодушествуют и начнут искать себе вождя вести их обратно в Египет, то весь труд мой плодом своим будет иметь лишь еще большую скорбь и страдание тех, кого так возлюбила душа моя. Трудное душевное состояние бывает в эти минуты, и не знаешь, что делать: говорить или не говорить? Не человеческое это дело; и ничего не остается делать, как только от скорби и от сознания своего бессилия и вместе и ответственности пасть, подобно Моисею и Аарону, на лице свое[86].

Не на простое обычное место Вас зовет Господь, но на большее служение и больший обычного подвиг; а потому я все время понуждаюсь говорить Вам о том, о чем другим никогда не решился бы сказать, дабы их не привести в уныние или даже отчаяние. Но я верю в мужество Вашей души, а потому и говорю, и еще немногое дальше, то есть позднее скажу, чтобы потом и самому мне пользоваться от Вас, так как душе моей радостно смиряться пред Вами в чувстве сердца. И я счел бы великою радостию и милостию Божиею послужить Вам при совершении литургии, особенно в тот момент, когда диакон говорит: «Благослови, Владыко, Святый Хлеб», и иерей: «И сотвори убо Хлеб сей честное Тело Христа Твоего»… В этот момент огненная благодать сходит и касается сердца, а иногда с великою силою обновляет всего человека.

Выше я сказал о мужестве душевном, или, лучше, духовном. Оно состоит в твердом несомненном уповании на милость Божию, что бы с нами ни случилось, какое бы ни постигло нас искушение, хотя бы земля под нами расседалась, хотя бы весь мир или весь ад восстал против нас. Всякое другое мужество в нашей брани духовной не должно иметь места. Запомните, дорогой, это на всю жизнь…

К этому мужеству духовному — то есть несомненному упованию на милость Божию, добавьте то, о чем написал я Вам в первом письме — никаких помыслов не принимать. Это великая тайна, которую мало кто уразумевает. Простые слова и мало их, но делание великое, наитруднейшее и возводящее человека к видению. Сразу этому не научишься, потребны труд и время и благодатная помощь.

У Вас есть желание предаться старцу на послушание. Храните это желание. Отсекайте свою волю и разумение пред духовным отцом, пред владыкою и даже перед братом. За это получите благодать и дар рассуждения. Хочу еще раз обратить Ваше внимание на то, что Вы за последние три месяца многому уже научились такому, о чем раньше, быть может, мало и задумывались.