Подвиг

Номер состоял из двух комнат, где были синие ширмы; на них бледно-розовые аисты и прозрачная гора Фудзи. Жаровня. Под пеплом тлели теплые угли. В углу, на полу, телефон.

Умывшись, Аратоки немедленно позвонил в штаб.

Голос в трубке был нелюбезен.

— Мисаки-кван восемнадцать… Да… Восемнадцать… Да… Надо слушать!.. Управление континентальных воздушных сил?.. Соедините меня с дежурным… Не твое дело… Дежурный-сан? Извините… К начальнику второго сектора могу ли явиться?

— Кто его спрашивает? — по-хамски протянул голос.

— Аратоки, военной академии стажер… Да… А когда?.. Да… Извините… Как молния… Я уже там… Да.

Спустя минуту Аратоки вприпрыжку бежал по улице. Трудно поверить, но этот человек, портреты и биографии которого через две недели наводнили все японские, а потом и иностранные газеты, страшно боялся остаться неизвестным командующему воздушными силами… «Через четверть часа командующий уезжает» — сказал телефонный голос. Если сейчас запоздать, то придется ждать его возвращения восемь суток или явиться к начальнику штаба. Начальник штаба совсем не то! Аратоки заботился о будущем своем положении в гарнизоне. Всякое дело надо начинать с головы. Хорошо в разговоре вставить: «Мне командующий, барон Накаяма, говорил…»

И Аратоки подбежал к дому управления, весь потный от усилия спешить и старания бежать так, чтобы со стороны не было заметно, что он бежит. Он слегка подсвистывал шагам:

— О пение сквозь дождь, пение сквозь плеск… видел пляску струй… Неужели опоздал?.. Пение сквозь дождь…

Перед залом пропусков Аратоки на мгновение остановился, выпрямился, сдерживал сердцебиение. Снял фуражку по военному уставу.

— К командующему воздушными силами, барону Накаяма. Был вызван.

— Прямо. Направо. Налево. Кабинет номер восемь. Ожидайте дежурного адъютанта. Будете приняты через десять минут.

Десять минут оказались в приемной генерала двумя часами ожидания.

Приемная господина генерала! Вся Япония отражена в ее стенах. Вытянутая, строгая, сверкающая чистотой. Часовые у входа. Проглотившие бамбук посетители. Ожидание. Все лучшие люди сидят на стуле, глядя на дверь начальства, готовые исполнять приказ…

Так это выглядело.

Томительно и нетерпеливо Аратоки глядел по сторонам. Зал выкрашен масляной краской. На стенах висели картины Цусимского боя и Мукдена. У входа в кабинет командующего неподвижно стоял солдат, преданно глядя в противоположную стену. Сквозь щель неплотно закрытой двери виден был кабинет. Отсвечивающие голубые портреты императора. Седобородый Мутсухито — великий Мейдзи. Затем нынешний император. «Наш обожаемый»… «Мудрость века»…

Аратоки вздохнул и вытащил из кармана последний номер обозрения. Какие же новости у нас на родине? И какие новости в этом почтенном мире?

…Пикантный спор… Кинозвезда и восемь футболистов…

…Новые бар-румы…

…В парламенте… Историческая пощечина депутата С. Ямагучи…

…За границей. Китайцы растерзали японскую женщину и двух маленьких детей.

…Телеграмма «Симбун-Ренго». Сторожа павильона с черепахами в парижском зоологическом саду обратили внимание, что черепахи стали проявлять необыкновенную резвость. Оказалось, что некий Амброзетти изобрел сыворотку, которая может придать черепахам скорость бега зайца или аитилрпы.

…Беседа с генералом Накаяма…

(Фуражка в руках. Весь мир видит его на фотографиях, — Аратоки увидит его сегодня в жизни. Это доступно не всякому младшему офицеру. Но школа в Токио, при академии, направляет своих воспитанников прямо в распоряжение командующего.)

Вот что здесь сказано: «Барон Накаяма — знаменитый герой взятия Цин-Дао, снизивший свой истребитель в неприятельской крепости и вернувшийся снова в расположение наших войск, ныне командующий воздушными силами на материке, поделился с нашим корреспондентом взглядами на текущую политику…»

Что же он сказал?

«Поведением дворов и склонностью государей к экономическим наукам, — заявил генерал между прочим, — совершается мировая история. Характер современных японцев обязан отличительными своими свойствами рыцарству императора Мейдзи, твердости, аккуратности и благородной гордости ныне царствующего Тэнно…»

Легкий угар полз от жаровен, расставленных в коридорах штаба. Какой-то солдат прошел по залу, открывая окна.

С улицы влетел автомобильный гудок, еще гудок, неровное хоровое пение — детские голоса. Фузанские школьники учили гимн:

Жизнь императора
Сто двенадцать тысяч лет
Пусть продолжается!
Память наша не умрет —
Не развеется гора.

Дверь кабинета раздвинулась. Из двери, скользя, как дух, вылетел адьютант и, мгновенно став сановным, кивнул молодому офицеру:

— Войдите!

За письменным столом, громадным как поле, выставив вперед гладкий череп, сидел великий герой Цин-Дао. Они встретились глазами. Аратоки прямо, но почтительно глядел ему навстречу. Пройдя еще шаг, он несколько раз быстро и глубоко поклонился — фуражка в руке, выпячивая зад и не спуская глаз с командующего. Великий герой Цин-Дао сказал холодным хрипловатым голосом:

— Прекрасно, господин академист, с приездом.