Подвиг

— Нет, именно там скалы и каньоны. Что вы! Там даже улица есть — Грэнд-Кэньон-стрит. А про китайцев — спросите кого угодно. Вам расскажут то же самое. Слушайте хорошенько, мистер русский. Плотники, значит, построили дом первому китаезу. Отлично. Китайцы по чести с ними расплачиваются, включая переработку, сверхурочные и прочее. На следующий день плотники снова заявляются к китайцам — давайте работу, будем строить остальные дома. «О нет! Моя не надо другие дома. Теперь наша строй дома сами. Наша теперь видали, как надо строить дома». Оказывается, все время, пока эти парни работали, китайцы наблюдали за ними и учились. А потом они и сами взялись за работу, и, смотришь, через несколько месяцев у них на месте каньона вырос целый китайский городок. Вот какой ехидный народ! Так и всегда. Поучатся, слямзят у нас секрет и предлагают свою работу чуть не задаром. Им ведь не надо ничего, кроме риса.

Этот рассказ о китайском ехидстве обращен прямо ко мне. Все смотрят, какое впечатление производит на меня коварство желтолицых. Но я молчу и слушаю.

— Да что китайцы! Обыкновенные цветнокожие, — говорит боцман, видя, что разговор замер, — китайцы не хуже, чем все другие. Все-таки, что ни говори, но китаец — это не негр. Китаец как-никак больше похож на человека. Я думаю, хорошо бы мне когда-нибудь на старости лет пожить хоть годик в стране, где вовсе нет негров. Но нет, этому не быть. Вот, например, джентльмен приехал из такой страны. Но думаете ли вы, что они могли бы сделать свою революцию, если бы у них на каждые пять человек приходился один черный? Я знал одного парня в Нью-Бедфорде, который был коммунистом. Если бы вы познакомились с ним, он бы, несомненно, вам понравился. Горячейшая голова. Он иначе не соглашался, чтобы не позже завтрашнего дня наложить секвестр на Рейнольда и Вандербильда. А я всегда ему говорил: «Хорошо, я ничего не имею против того, чтобы написать за Вандербильда завещание Карнеги и отправить его в сиротский дом, но как вы поступите с неграми после революции?» Вот тут-то я его ставил в тупик. В самом деле, лучший исход был бы отправить всю эту расу на пароходе в Африку, но их стало слишком много. А попробуй-ка устроить революцию! Ведь поганцы негры живо сядут вам на голову. Если приезжает европеец, они сейчас же напоют ему, как их преследуют, не дают ничего делать, линчуют. Можно подумать, что они и вправду так несчастны. Иностранец и не подозревает, что эти нахалы только с ним так вежливы, уезжает и сюсюкает: «Ах, хижина дяди Тома! Ах, бедные шоколадные парни!» А после этого симпатичный негр пойдет и прикокошит из-за двух сентов белого, а потом напьется и пойдет компанией разделывать этаких белых девиц, которые ходят за грибами. Пестрый галстук и бутылка спирта — этим можно купить любого негритянского профессора.

Он смотрит на меня победоносно и гордо. Вот как он разоблачил перед иностранцем этих негров! У него тупой толстый нос, похожий на подбородок, и короткая красная шея. Я не уверен, что собственные его мечты идут дальше пестрого галстука и бутылки спирта. Я слышал до сих пор только его разговоры с матросами на палубе. Он сам кому угодно сядет на голову. Тем не менее кубрик соглашается с его словами. Все поддакивают. Да, негров хорошо было бы вымести вон из Америки. Но в это время старик повар, сидящий в углу кубрика на деревянном табурете, хлопает рукой по столу.

— Нет, боссен, — вмешивается он в разговор, — не так уж опасно. Негры довольно безобидные бестии. Среди пожилых, например, негров есть довольно порядочные парни. Я никогда не назову такого негра «ниггер», а всегда только «нигро» или «черный человек». Зачем обижать их? Все мы знаем, что беда не в них.

Кубрик визжит и грохочет, надрываясь от смеха. Все в восторге, что вызвали повара на возражение.

— Уж конечно не в неграх дело! — орет кто-то. — Дело, наверное, в китах. Старичина Беннет думает, что во всем виноваты киты. Так, что ли? Ведь вы бросили работу на китолове потому, что китовый промысел — безбожное дело. Кит — самое скверное из всех животных.

— Нет, я не виню китов, — со спокойным достоинством отвечает повар, — виновны не киты, а те, кто ловят их. А я бросил промысел, потому что не хотел помогать войне французишек с кайзером. У меня жена была немка, а сам я американец. Вы ведь знаете, что киты выиграли мировую войну!

Я с удивлением слушал эту белиберду. Что за несуразицу он несет?