Лишь заметив, что Сосновских выкарабкался уже из траншеи и начал пристраиваться к танку, я поспешил чтобы не отстать.
За танком мы побежали втроем — Сосновских, я и Борисенко. Но бежали недолго — вокруг начали рваться мины, мы все попадали на землю и залегли кто где. «Ура!» наше само собой стихло — да и понятно: под мины в открытом поле попали все мы впервые.
Лежа я продолжал осматриваться: залегли все, но никто не отползал к окопам.
Вероятно, повели немцы и сильный противотанковый огонь. Я увидел, как вспыхнула соседняя тридцатьчетверка, услыхал, как проскрежетала, срикошетировав, бронебойная болванка по башне нашего танка, за которым мы залегли.
Я не сразу обнаружил наши штурмовики, которые уже обрабатывали позиции немцев впереди. Лишь тогда обнаружил, когда внезапно начал стихать минометный огонь. И тотчас взревели танки моторами, и, верно, передали команду по рации. Как ни был я оглушен, но снова услыхал знакомый голос Тищенко:
— Вперед! Вперед, уральцы!
И мы поднялись с криком «ура!» и побежали к траншее. Теперь казалось, что огонь из нее вели слабый…
Не добежав 15―20 метров, на ходу облюбовав воронку и прыгнув в нее, я метнул гранату. Когда услыхал, что она взорвалась в траншее, снова вскочил, добежал до бруствера, упал, как нас обучали, на землю, раза два перекатился. Еще падая, увидел фашиста, зажавшегося в уголке метрах в пяти. Не вставая, выпустил по нему очередь и лишь тогда сообразил, что он уже убитый. Не утерпел, чтоб не подбежать и не заглянуть в лицо — ведь это был первый, лицом к лицу в боевой обстановке увиденный мною враг. Любопытство могло обойтись мне дорого, потому что вдруг из-за поворота, пятясь и ведя вдоль траншеи огонь, появился живой немец. Я успел выстрелить первым, едва он стал поворачиваться ко мне… Уже не разглядывая, побежал, за первым поворотом наткнулся на Филиных, устремился дальше, но он схватил меня за плечи, тряхнул, прокричал в ухо:
— Стой! С траншеей кончено!
Я оглянулся. Позади шел по траншее Сосновских, вытирая и размазывая по лицу грязь…
В этой нашей первой удачной атаке мы потеряли из состава роты 11 товарищей. Здесь же, на только что отвоеванной земле, мы захоронили их и еще нескольких танкистов в общей братской могиле. На дно могилы разостлали шинели, положили всех рядом, во всем, в чем были, забрали только документы и оружие, и сверху тоже прикрыли всех шинелями. Тищенко выстроил нас, и мы дали прощальный залп из автоматов. Сколько ни пришлось мне в дальнейшем пройти боев и хоронить своих, мы каждый раз надо всеми братскими могилами отдавали павшим эту последнюю воинскую почесть — прощальный залп. При любой погоде, в любых условиях…
Устали мы здорово, но отдохнуть не пришлось. Немного погодя созвали командиров взводов, а еще через несколько минут мы получили новую боевую задачу: выйти к реке Орс и захватить переправу. Наш взвод идет первым.
Бегом, под обстрелом, добрались мы до какой-то лощины. Командир роты старший лейтенант Тищенко был все время с нами.
Преодолели мы, наверное, сотню метров, и тут нас накрыли минометы. Мы не останавливались. Но вот я увидел, как рядом с Тищенко разорвалась мина. Тищенко упал, и мы залегли в ожидании. Первым, ползком и перебежками, добрался до Тищенко наш взводный, младший лейтенант Филиных. Не знаю до сих пор, убит или ранен был Тищенко (так хочется, чтобы не убит). Командование ротой принял тогда на себя Филиных. Несмотря на то, что огонь ни на мгновение не ослабевал, Филиных снова поднял нас, первым оторвавшись от земли:
— Вперед, уральцы!
Мы последовали за ним, на ходу маневрируя под разрывами снарядов и мин. До переправы уже недалеко. Ее мы еще не видели, но один раз я заметил, как впереди блеснула река. Начался стрелковый огонь. Мы продвигались все медленнее, хоть и знали, что от нашей атаки зависит успех танкового прорыва.
Как выбыл из строя Филиных, я не знаю. Из воронок мы вели ответный огонь по окопам на противоположном берегу реки, стараясь отсечь немцев от переправы, стоявшей пока в целости. И вдруг я услыхал голос Якова Сосновских:
— Рота, слушай мою команду! Вперед, вперед, ребята!
Да, в этом своем бою я сполна узнал, как много для солдата означает вот эта, вовремя поданная команда «вперед!», подхваченная кем-то, первым поднимающимся с земли под огнем. Конечно, Сосновских мог и не заменять, он был рядовым, а в строю у нас еще оставались сержанты. Но он был коммунистом и знал, что нам необходимо было во что бы то ни стало добраться до реки через открытое пространство. И он поднял нас.
Мы уже подбегали к реке, когда я увидел, как Сосновских упал. Вначале мне показалось, что он просто запнулся, потому что тут же приподнялся и закричал:
— Вперед, вперед!