Имя мужа сорвалось у нее с языка, но Стефан дразнил кошку и не обратил на это внимания. Клер спрашивала себя, как объяснить ему исчезновение отца. Мать перехватила ее взгляд и возвела очи к небу.
Не устраивай драмы, — проговорила Клер.
— Когда я думаю, что и ты могла умереть там... Ты представляешь, если бы я осталась с ним одна? Я уже немолода...
Клер сожалела, что решила укрыться в Круа-Рус, лучше бы она осталась в своей квартире. С тех пор как она рассталась с Пьером, ее мать считала, что вновь обрела маленькую дочь. Порой это было весьма неприятно. Надо было во всем ей отчитываться.
— Все же тебе следовало бы поехать туда на эту ночь.
Клер села в кресло, закурила. Ей надо было подумать, разъяснить для себя некоторые вещи, но мадам Руссе хотела отвлечь ее от забот и рассказывала разную ерунду.
Значит, Гийоме тоже болели, и у них были те же симптомы, что у Пьера. Впрочем, ведь сказал же ей муж, что поселок опустел в последние дни. Он не смог позвонить ей от Гийоме, а должен был отправиться в Шаламон. Клер подумала, что могла бы посетить доктора Рейно. Но он, возможно, сошлется на профессиональную тайну.
Лучше всего записать все, что произошло с того самого вечера, как она приехала к Пьеру. Клер встала.
— Пойду на минутку к себе в комнату... Мне надо поработать.
— Поработать? Но у тебя еще масса времени... Разве ты не имеешь права отдохнуть, сама знаешь, от чего.
Из-за Стефана мать говорила с осторожностью,
— Я ненадолго.
Клер начала заполнять листок школьной тетрадки. Пьер был болен, винил воду из водопровода. Он тщетно стучал в дверь к Гийоме и в течение нескольких дней не видел папашу Пишю. Он сам это сказал или она так поняла? Какие еще детали позволяли установить, что всех жителей поселка поразила одна и та же болезнь?
Клер закурила, задумалась и вдруг подскочила:
«Мясник... Тщетно в тот день мясник сигналил из своей машины...»
Она быстро записала ясно вспомнившийся факт.
Затем Клер тщательно описала болезнь Пьера, как его рвало, следы крови в камине и на раковине, неприятный запах у него изо рта, как будто его желудок был заполнен испорченной кровью. Что еще? Пьер говорил о машинах, неосторожно въезжавших на узкую улочку. Довольно поздно проехал грузовик лесопильни Бортелли, Как будто все.
Нет. Въезжая в поселок, она не приметила ни одного огня, подумала, что люди в темноте смотрят телевизор. А что, если все лежали в постелях больные?
Она заснула, встала, чтобы взглянуть на Пьера, опять легла. Тогда все еще стоял туман. Она посмотрела в окно. Нет, это было в другой раз, когда она открыла заслонку в печи. Затем она услышала шум глохнущего мотора.
Наконец, дождь, во всяком случае, что-то, что походило, на дождь и стучало по крыше. Сначала над ее кроватью, потом смещалось. Эта деталь, если только речь шла действительно об одной детали, удивляла всех. Жандармов, капитана, Пишю, журналиста. Они готовы были думать, что ей это приснилось. Однако она хорошо все слышала, потом ощутила запах бензина, успела посмотреть в мастерской, не опрокинулась ли канистра.
— Нет, не приснилось мне! — воскликнула Клер.
Когда она нагнулась, чтобы завязать шнурки на ботинках, она увидела капли на полу, потом ей капнуло на лицо.
Клер стала лихорадочно описывать гостиную: крыша над ней была не слишком добротной, бензин мог проникнуть в щели, а затем стечь с потолка.
— Клер, — сказала мать, открывая дверь, — к тебе гостья, мадемуазель Вивиан.
Клер закрыла тетрадь, вложила ее в папку и встала.
— Пусть войдет.
— Ну не в твою же комнату.
Мать считала, что комната, где спят, должна служить только для этой цели. Клер пришлось выйти в гостиную. Ока поцеловала гостью. Колетт Вивиан работала в почтово-телеграфном ведомстве. Они познакомились с Клер на собрании противников ядерных испытаний и прониклись друг к другу симпатией.
— Я принесу вино, — сказала мадам Руссе.
— Я узнала о вашем муже, — проговорила Колетт. — Это просто страшно... Я купила все газеты... Вы пережили ужасные минуты.
— Не знаю, как мне удалось спастись... Если бы Пьер не был болен, может быть...
— Возьмите соленое печенье, — сказала мадам Руссе.
Клер скоро поняла, что подруга пришла не из простой вежливости, а хочет сказать ей нечто важное. Но ей явно не хотелось говорить при матери, и пришлось проявить терпение. У Колетт, однако, был очень смущенный вид.
— На чем вы приехали?
— На автобусе.
— Я провожу вас, мне это не повредит.
— Как, ты опять уходишь? — простонала мать.
— И я с тобой! — крикнул Стефан; у него был чуткий слух, и он все слышал из своей комнаты.
Клер одела его потеплей, чтобы он не замерз на улице. На лестнице она придержала Колетт за плечо.
— Вы хотите что-то сказать мне?
— Да, но сначала сядем в машину...
Машина Клер оказалась тесно зажатой между двумя другими.
— Не знаю, смогу ли я выехать.
— Неважно, поеду на автобусе. Но все-таки сядем в машину. Устроившись на заднем сиденье, Стефан спрашивал, почему же они не едут на прогулку.
— Один коллега по профсоюзу сказал мне об этом, — объясняла Вивиан. — Мы всегда так поступаем... Когда речь идет о ком-нибудь из наших, его всегда предупреждают.