Подвиг, 1972 г., том 5

Закончив чтение, Шэдде долго сидел, бессмысленно уставившись перед собой. Потом встал, скомкал письмо, швырнул его в корзинку для мусора и молча вышел из каюты.

Ни врач, ни Саймингтон не имели ни малейшего представления, почему им приказали немедленно уйти с приема и вернуться на корабль. Передав распоряжение Шэдде, Каван в ответ на их недоуменные вопросы лишь покачал головой.

— Я и сам толком не знаю, — развел он руками. — Шэдде велел лишь передать его приказ и сказать, что будет разговаривать с вами утром.

— Но о чем? О чем? — уныло допытывался доктор.

— Понятия не имею, — пожал плечами Каван. — Могу сказать только одно…

— Ну?

— Он чем-то взбешен. Не иначе вы что-то натворили.

Каван отошел, и Саймингтон взял врача за руку.

— Знаете, я еле сдержался, чтобы не нагрубить ему, — заметил он.

— И я тоже, — кивнул О’Ши. — Однако приказ есть приказ. Пошли.

На следующее утро, все еще недоумевая, они подавленно ожидали вызова Шэдде. В полдень, когда уже пора было отправляться на прием к бургомистру, за ними явился вестовой командира.

Шэдде сидел за столом, погрузившись в свои думы, и даже не заметил их появления. Саймингтон решил, что это было проделано для вящего эффекта, и воспользовался длительной паузой, чтобы сочинить стихи, которые начинались: «Злобный Шэдде в диком бреде…» — но вдохновение покинуло его после первых же двух строк.

Шэдде поднял голову и уставился на офицеров, не сразу поняв, кто находится перед ним.

— А, это вы… Да, да… — он встал. — Будьте любезны рассказать, что вы натворили вчера вечером на приеме в посольстве?

«Стелит мягко, — подумал О’Ши. — Пока что держит себя в руках».

— Я не совсем понимаю, сэр… — начал было Саймингтон. Голова Шэдде дернулась в его сторону, словно он целился подбородком в молодого человека.

— Не напускайте на себя ореол мученика, Саймингтон, — голос у командира лодки был спокойный, но глаза по-прежнему холодны. — Это вам не поможет.

— Извините сэр, — вмешался доктор, — но я тоже не понимаю, что вы имеете в виду.

Шэдде медленно повернулся и вперил взгляд в О’Ши.

— В самом деле? — саркастически спросил он и вдруг выпалил: — Сейчас поймете, черт возьми! — Это раздалось словно револьверный выстрел. — В посольстве вы вели себя словно пьянчужки, вырвавшиеся на берег… — Он умолк и снова взглянул на них. — Но вам показалось этого мало, и вы сбили с ног официанта и устроили дебош, словно в третьеразрядном кабаке! Теперь вы понимаете, что я имею в виду?

— Мы не имели никакого отношения к тому, что официант упал, сэр, и осмелюсь утверждать, что…

Губы Шэдде сомкнулись в узкую полоску, и он властно вскинул руку.

— Лейтенант Саймингтон! Я здесь не для того, чтобы выслушивать всякий нонсенс! Слушайте мене! И вы тоже! — обвернулся он к О’Ши и перевел вздох. — Запомните — флотских офицеров приглашают на прием в посольство Великобритания не ради их личных достоинств, но в первую очередь как представителей корабля, на котором они служат, и как представителей королевского флота. Их долг находиться среди приглашенных и делать все, повторяю, все, для того, чтобы оставить хорошее впечатление об их корабле и об офицерах британского флота. Вот для чего они там присутствуют, понятно? А вовсе не для того, чтобы бесплатно напиться и… — он резко оборвал свою речь и указал на дверь. — Все. Можете идти.

Саймингтон хотел что-то сказать, но доктор глазами заставил его молчать. Саймингтон едва заметно пожал плечами, и оба офицера вышли.

В кают-компании лейтенант бросился в кресло и в отчаянии взъерошил свою шевелюру.

— Боже! Какое счастье, что мы скоро расстанемся с ним! Больше я не могу его выносить!

О’Ши сочувственно взглянул на него.

— Понимаю, но думаю, что он скорее заслуживает жалости, чем мы. Жизнь должна быть адом для него.

— Но вся эта чушь, будто мы свалили официанта… — развел руками Саймингтон.

— Возможно, что с другого конца зала ему могло так показаться. Ведь мы были рядом с официантом, когда он споткнулся.

— Но почему он не желает даже выслушать нас?!

— Ваше «осмелюсь утверждать», Джордж, было превосходно! Но это все равно что поднести факел к бочке с порохом. Вы…

Его перебил вахтенный старшина, объявивший по радио о приближении катера.

Врач и главмех симпатизировали друг другу. Каждый уважал в другом его знания и человеческие качества. Кроме того, Рису Эвансу импонировала доброжелательность врача, а врачу искренность и бесхитростность валлийца. Но так как главмех не мог понять, почему Шэдде не любит О’Ши, а тот, в свою очередь, не понимал дружбы Шэдде и Риса Эванса, то единственным человеком, о котором они никогда не заговаривали, был их командир. Тем более удивительным показалось О’Ши, что Эванс, придя к нему в каюту, сразу же заговорил о Шэдде.

Валлиец начал без предисловий. Вид у него был встревоженный.

— Док, мне нужно о нами посоветоваться…

О’Ши загасил сигарету.

— Я вас слушаю.

— По поводу командира, — продолжал главмех, качая головой. — Давно знаю его, док… Он всегда был со странностями. Человек он суровый, но справедливый, — вызывающим тоном произнес Эванс, словно ждал, что ему станут перечить.