Наскоро сколоченные золоченые храмы с загнутыми углами крыш.
Здесь японское лицо — редкость. На перекрестках слоняются портовые женщины-грузчицы с седлами на спине. Рабочие, на руках которых нарисован большой иероглиф, обозначающий хозяина, подмигивая, зовут их к себе. Они сидят у жаровен, поедая комья вареного риса, завернутого в листья.
Брань. Поссорились крючники.
Направо и налево каменными лесенками переулки сбегают в порт.
«Осторожно! Провод».
«В сухой док вход по пропускам владельца».
У склада стоят часовые.
На Второй портовой улице живут нищие, торговцы, морской травой, живодеры, собирающие кошек, бродяги, к весне нанимающиеся на краболовные суда, женщины, дети, взрослые, китайцы, японцы, корейцы.
Китайцы все холосты. Они — кули. За спиной у них висит веревочная рогулька. Они копят деньги, чтобы уехать на родину.
Корейцы — народ семейный, каждый живет отдельным домиком. Вот дом одного из них, — он сделан из двух ящиков от содовых галет… Они живут в Кион-Сане постоянно, поэтому их состояние духа всегда ровно, они всегда работают, крошечными шагами двигаясь к сытости, пока смерть их не застанет на четверти пути.
Японцы с этой улицы, так же как китайцы, — пришлый народ, но у них цель — остаться здесь, накопить денег, открыть лавочку или кабак. В этом им помогает правительство, поставившее целью заменить местное население новым — благонадежным, благонравным, благодарным.
Пахнет рыбой. На холме стоят зыбкие серые дома. Высокие деревянные дымоотводы, дощатые стены, море. Хлопая по ветру, на углу последнего дома висит плакат кабаре: «Кто вступить желает в брак — пусть пойдет к невесте и проверит раньше так: все ль у ней на месте…»
Глава седьмая
РУКИ И ГЛАЗА ЯПОНИИ
Маленький, аккуратный и грустный человечек сидел в штабе над разработкой плана операций в Кентаи. Перед ним лежали подшитые в папку листы агентурных сводок. Они были записаны на длинных листах мелким и старательным почерком военного информатора. Листы были размечены шифровыми слогами, обозначавшими подразделения революционного движения в корейских деревнях.
Звали его капитан Момосе. Он сидел в Корее восьмой год, ожидая движения по службе. Сейчас его занимала кентайская проблема. Разложив перед собой сводки, он задумался, как над костями игры в мадзьян. Полковник Идэ, начальник третьего сектора, сегодня перед началом работы завел с ним странный разговор.
— У вас болят зубы, капитан? — спрашивал он. — Это потому, что вы ревностный службист. Удачливый человек не знает зубной боли.
— Я пробовал сегодня шалфей, господин полковник.
— Шалфей не поможет там, где не хватает фантазии, Момосе. Не нужно такого усердия, Момосе. Вы никогда не опаздываете на службу. Я хотел бы, чтобы вы хоть раз опоздали. Обещайте это, капитан.
— Извините, я не постигаю этого, господин полковник.
— Лишнее доказательство. Меньше усердия! Меньше взгляда черепахи. Больше взгляда коршуна. Вы сидите над разработкой Кентаи несколько лет, и я не вижу в стране никаких перемен. К чему привела ваша усидчивая работа? Посажена в тюрьму сотня смутьянов? Отрублена сотня корейских голов? Это ли цель?
— Извините, я не постигаю этого, господин полковник.
— Вглядитесь, я не могу предугадать хода ваших мыслей, но я знаю —
«Чего же он хочет, в конце концов?»
Хмуро и задумчиво вглядывался капитан в эти бумаги, говорившие о беспрерывной и кропотливой работе Высшей секции в городах, в селениях, в армии, в глухих корейских деревнях. «Все какой-то вздор!»
«Над этим материалом можно провести еще восемь лет, и ни одна душа в Токио о тебе не узнает. Твои подробные сводки послужат материалом для двух страниц губернских сводок, а вся губернская сводка одной строчкой войдет в доклад министру. Ты ничем ровно не выделишься из десятков таких же, как ты, военных информаторов при штабах, бригадах, дивизиях, городских полицейских управах, губернских особых секциях».
Ни одной значительной сводки:
«Дело № 1. Отказ мужика платить налог…
Дело № 8. Следствие о пьяном, мочившемся на памятник Масасигэ Кукеноги…
Дело № 42. Отправка двух карательных рот в деревню Хончан… выгнанный землемер, выделявший клин для передачи японской мельницы Эги…
Дело № 50. Отказ мужика платить налог…
Дело № 200. Просьба о возмещении убытков шорника Харагучи… Случайное сожжение его дома вместе с домами бунтовщиков…
Дело № 1000. Отказ мужика платить налог…
Дело № 1027. Наблюдение за корейцами, приезжающими для бесед с кионсанским философом господином Xо Дзян Хак…
Дело № 2000. Нападение на деревенского стража…
Дело № 3000. Отказ мужика платить налог…»