Подвиг

Я забыл упомянуть о главной особенности уличной жизни в Хакодате. Нигде нет такого звукового своеобразия уличного шума, как в Японии. Привезите слепого в любой из городов мира и поставьте его посередине улицы, и, если он не узнает языка, — догадаться, где он находится, ему будет очень трудно. В Японии ошибиться невозможно.

Вот описание звуков, слышных на японской улице: шарканье и сухой стук дерева о тротуар (это деревянная обувь — гэта), гудок парохода с рейда, дребезг маленьких трамвайных вагонов, чирканье велосипедных звонков, глухое треньканье каких-то музыкальных инструментов из-за закоулка между двумя домами, и все покрывающий гундосый крик, скрип, треск, пение громкоговорителей, торчащих решительно везде. Желтые лакированные рупоры установлены у входа в каждый магазин. Они передают оперу из токийских театров.

Эти улицы немного напоминают Москву: нелепые каменные казармы и рядом крохотные деревянные дома. Это пестрое смешение двух стилей — западного города и азиатского захолустья. Но здесь гораздо чище, больше красок, низкое небо, мягкие волнистые горы над городом, красные и зеленые девушки с бантами, похожие на лубочные картинки. Движение также носит здесь другой характер, чем в Москве, — отсутствие лошадей, бесчисленные велосипедисты, сонные автомобили, набитые битком трамваи. Рикш, характерных для городов Центральной и Южной Японии, здесь очень мало — на первый взгляд их маленькие черные пролетки с тонкими оглобельками и резиновыми шинами кажутся игрушечными и легкими. Труд курумайи (рикши-извозчики) поэтому не всегда производит на иностранцев впечатление почти каторжного, тяжелого труда. В «Бюллетене путешествий», рекламном журнале, издающемся на английском языке в Иокогаме (один номер его был на «Асахи-мару»), я помню статью мисс Агнесс Фостер, где говорится: «…все улыбается в этой игрушечной стране — улыбаются горы, улыбаются люди, улыбаются боги. Даже самые страшные чудовища, выставленные в храмах, кажутся добродушными и не пугают даже маленьких детей. Улыбаются рикши, отвозящие вас в своих кукольных повозках, и кажется странным, что эта игра, напоминающая вам времена детства, когда и вы возились с тачками и колясочками, может служить профессией для целого множества людей».

Я зову автомобиль. Подъезжает рыжий обтрепанный «фордик».

— Мне нужна гостиница, квартира, отель, — пытаюсь я объяснить.

Шофер наклоняет голову и втягивает в себя со свистом воздух. Это значит, по-видимому, что, к сожалению, он не может меня понять. Тогда я показываю рукой на порт и кричу:

— Владивосток, моя хоти Владивосток!.. Агентство!.. Совторгфлот!!

Мне почему-то кажется, что если я буду говорить «моя-твоя», то ему будет легче меня понять. И он действительно меня понимает. Он кивает головой, соскакивает со своего места, забрасывает в автомобиль мой чемодан, снова садится за руль, и мы едем.

Здесь нет больших расстояний — автомобиль в несколько минут пробегает главную улицу, сворачивает к горе, минует небольшую площадку, где молодые люди в кадетской форме перекидывают друг другу черный мяч, выбрасывая в воздух правую руку с надетой рукавицей. Слева от нас остается храм с большими воротами и уродливыми нелепыми львами у входа.

В агентстве Совторгфлота две небольшие комнаты, конторка, портрет Ленина на стене. Я узнаю, что по расписанию очередной совторгфлотский пароход должен прийти завтра и уйти во Владивосток через три дня. Однако по независящим причинам, говорит уполномоченный, пароход запаздывает. Он пробудет еще около двух недель на Камчатке. Необходимо принять груз на заводах в Озерной и Большерецке.

— Вам придется пожить здесь недели две. Билеты вы можете приобрести сейчас. В какой гостинице вы остановились? Не останавливайтесь в японской, остановитесь в европейской. В японской гостинице все равно как в уплотненной московской квартире: ширмы, раздвижные фанерные и бумажные стены — на одном конце слышно каждое движение в другом конце гостиницы.

— Да моя беда, — объясняю я, — в том, что я не знаю японского языка и не мог сговориться с шофером. Как сказать мне ему, что мне нужен отель?

— Отель? — удивляется уполномоченный. Он выходит вместе со мной на улицу и отчетливо произносит, тыкая в меня пальцем: — Отэру!

— Хай, хай, хотеру, — радостно отзывается шофер.