Подвенечный саван

Один из пожилых жильцов их дома, якобы видевший в темное время суток беглого преступника в их дворе, вдруг погибает по нелепой случайности. Наблюдениями за территорией двора начинает заниматься его вдова. И она даже делает несколько фотографий, на которых сын покойного ныне преступника принимает оставленный ему под автомобильным «дворником» пакет. А пакет этот ему был оставлен странным человеком в черной одежде, в котором Нина Николаевна, вдова, опознает покойного ныне преступника. И она же вдруг получает информацию от услужливого соседа с первого этажа о том, что парень Маши – родной сын беглого преступника… покойного ныне.

Клубок, так?!

И еще какой!

Дальше…

Он едет к Гришину, допрашивает его пока без пристрастия. И понимает, что Гришин не мстил ему за какие-то старые прошлые дела. И ребята его не мстили. Гришин получил заказ на Лаврова Александра. От кого? Для чего? От лощеного красавчика? Тот заметил за собой хвост и попросил нейтрализовать свидетеля? Свидетеля чего?

– Ах ты!..

Саня выругался, остановившись возле окна, за которым лощеный красавчик Володя Филиченков пересаживался из Машиной машины в свою и намеревался уехать. Маши с ним рядом не было. И по двору она не шла. И дома ее не оказалось. Потому что, как только ее суженый укатил, Лавров тут же позвонил в ее дверь. Маша не открыла, и за дверью было очень тихо, значит, она не приехала с ним с работы. Почему?

Он набрал номер ее мобильного. Пошел вызов, но Машка не отвечала. Куда делась-то?!

– Алло, это кто? – вдруг ответил за Машу незнакомый с легкой хрипотцой голос.

И у Лаврова тут же скрутило кишки от нехороших мыслей.

– А это кто? – рявкнул он в ответ, чтобы не раскисать раньше времени. – С кем я говорю? Мне нужна Маша! Маша Астахова! Это ее телефон, и я…

– Вы Саня? – спросил все тот же хриплый голос.

– Допустим. Маша где?

– Ее только что прооперировали, но шансов мало. – Хриплый голос зазвенел слезой. – Я работаю с ней, меня зовут Алена. Я работаю в ее отделе помощницей…

– Так, стоп, помощница! – зарычал Лавров, вздымая грудную клетку так, будто хотел всосать в себя весь воздух, который вдруг начал заканчиваться. – Какая операция?! Про какие шансы речь?! Она что, заболела?!

– Маша пыталась покончить жизнь самоубийством, – тихо отозвалась Алена.

– Что-о-о-о? Ты не охренела, помощница? – Все, воздух кончился, легкие просто разрывало. – Машка?! Самоубийством? Не мели чепухи!

Помощница Алена ненадолго замолчала, давая ему время осмыслить страшные новости. Потом сказала тихим печальным голосом:

– Маша выбросилась сегодня с четвертого этажа.

– Откуда?! Черт! С какого четвертого этажа, она живет на третьем! – заорал Саня не своим голосом. – И машина ее во дворе! Чего ты мелешь, девочка?! Телефончик украла у нее, да?! Так я тебя найду и…

Она не бросила трубку, хотя и могла. Но их – банковских сотрудников – натаскивают на терпение при работе с клиентами. Их нервная система вышколена, она выдублена и непробиваема. Именно поэтому, дождавшись передышки, Алена пояснила:

– Маша поднялась на четвертый этаж нашего банка, заперлась в туалете и выбросилась из окна. Она получила множественные травмы. Ушибы и переломы. Несовместимых с жизнью вроде бы нет, но… Но она никогда уже не будет прежней. Инвалидность ей гарантирована, если она… выживет. Сейчас врачи держат ее в состоянии искусственной комы. Прилетели ее родители. Они тоже в больнице. И я пока тут. Со мной говорили следователи.

И с Володей говорили. И много еще с кем. Факт суицида подтвердился. Маша заперлась. Она была одна в помещении. Никаких следов, свидетельствующих о том, что ее выбросили из окна…

Ему надоело слушать этот ровный печальный голос, казенно перечисляющий факты происшествия. Это не укладывалось в его голове! Это что?! Правда?! Про Машку все это – правда?! Родители… Прилетели, в больнице уже?

– Какая больница? – спросил он в надежде, что Алена сейчас хихикнет и отключится и окажется, что все это розыгрыш.

Но Алена назвала адрес. И он через минуту уже набирал номер приемного покоя этой больницы.

– Да, была такая пострадавшая, – подтвердили, сверившись с записями. – Прооперирована. Сейчас в палате интенсивной терапии. Часы посещения…

Он бросил трубку и упал на коленки, где стоял. Он просто осатанел от невозможности поверить в то, что случилось с Машкой – его беспечной, милой соседкой, умницей, красавицей, и…

– Нет. Этого не может быть! Нет, нет!

Лавров орал, как умалишенный, молотя кулаками в пол. Через минуту по батарее застучали. Он глянул на кулаки, они покраснели. Он схватился за подоконник, поднялся, шатаясь как пьяный, пошел в ванную. Сунул голову под ледяную струю, рычал и дергался от боли в шишке на лбу, рычал и дергался от боли, разрывающей душу.

Как она могла?! Зачем?! Что случилось?! Что-то в банке? Какие-то махинации?! Он никогда не вникал в тонкости ее работы. Считал, что она грамотная, справится. Да она бы и пожаловалась. Она всегда бежала к нему за помощью. Всегда! Почему теперь не позвонила? Почему одна решила все за всех?!