Подвенечное сари. Русские девушки в объятиях Болливуда

Спустя несколько дней после того разговора со мной случился небольшой казус. На щеке, на самом видном месте, вскочил прыщ. Я была зла невероятно! Знаю, что Санни любит меня во всяком виде – и с прыщом, и без, но все равно как-то некомфортно себя чувствовала… Естественно, я тут же устроила этому несчастному прыщу настоящую войну. Вскоре от прыща не осталось и следа, но зато – о, ужас! – посреди щеки расцвело красное пятно размером чуть ли не с рублевую монету. Красотка, ничего не скажешь! Пока Санни не явился с работы ко мне в отель, я молилась, чтобы мы с ним не поехали сегодня вечером к Гульназ, а поужинали бы прямо в отеле, мы так иногда делаем… Знаю я его сестрицу! Она по доброте душевной и простоте долго будет рассматривать мою щеку, огорченно цокать языком, охать и причитать… Жалея меня, разумеется, а не из желания подразнить. Но приятного все равно мало. Еще и внимание общественности ко мне привлечет – мужа там, сына, гостей, – мол, посмотрите все, что случилось с бедняжкой Джули… Мне этого, мягко говоря, не очень-то хотелось.

К приезду Санни я кое-как замаскировала пятно волосами, развесив их по обе стороны лица для симметрии. Решила сказать, что плохо себя чувствую и к Гульназ сегодня не поеду, останусь полежать в номере… Санни явился чуть раньше обычного и бодрым тоном скомандовал:

– Ну, собирайся!

Едва я открыла рот, чтобы пролепетать – больна, мол, сегодня не поеду, – как он добавил:

– С папой моим познакомишься… Он сегодня утром приехал погостить на несколько дней.

У меня отвисла челюсть. Надо же, думаю, так попасть! И отказываться уже вроде как неудобно, все-таки отец, надо уважить предка… И как ехать – не представляю, с такой-то цветущей щекой! Ничего себе, скажет папаша, отхватил сын кралю!

Всю дорогу я была удручена предстоящим знакомством. Санни заметил мое состояние и потрепал по руке:

– Да не переживай ты так, он тебя не съест… Все будет хорошо!

Ах, думаю, если бы причина была только в этом! Перед тем как войти в дом, я для конспирации вся завесилась волосами, которые скрыли половину лица. «А мало ли, может, я только что голову помыла!» – успокаивала я себя.

Саннин папа оказался стареньким седеньким дедушкой в очках. Вот каким угодно я его себе представляла, но только не таким!

– Салам алейкум! – смиренно опустив очи долу, произнесла я.

Тот отозвался на приветствие, погладил меня по голове, опустился в кресло и… прочно замолчал. Все, в этот вечер мы с ним больше не общались. Мне, конечно, с одной стороны, это было даже выгодно – очень уж не хотелось, чтобы именно сегодня он меня пристально разглядывал. Но, с другой стороны, я находилась в полнейшем недоумении – что это он молчит-то, а? Вроде невеста сына, мог бы и поговорить со мной… Может, сердится на меня? Или стесняется (а мало ли)? А может, просто по-английски не говорит? Потом смотрю – он и с домашними практически не разговаривает, ни с дочерью своей, Гульназ, ни с Санни, ни с зятем, ни с внуком… Странный тип, ей-богу.

Но в общем-то в тот вечер мне было не до того, чтобы вдаваться в размышления по поводу молчания Санниного отца. Все усилия были направлены на то, чтобы никто не заметил красного пятна на моей щеке. Особо внимательной я считала Гульназ, поэтому все время старалась случайно не сесть к ней правой щекой. Конечно же по закону подлости Гульназ в этот вечер стремилась сидеть исключительно справа от меня! И смех и грех…

Самое большое мучение наступило во время ужина. Так неудобно было есть, волосы постоянно лезли в тарелку… Я все ждала, что Гульназ вот-вот воскликнет:

– Джули, да убери ты волосы с лица, они же тебе мешают!

Вроде обошлось… Гульназ ничего не заметила. Зато она заметила другое: я, видимо, находилась в таких растрепанных чувствах, что нечаянно надела шальвары… наизнанку!!! Вот конфуз был… Слава богу, из мужчин никто ничего так и не понял, Гульназ мне знаками тихонько показала – мол, гляди! Я кинулась в туалет переодеваться… Мы с Гульназ потом долго смеялись. Санни все допытывался:

– Да что происходит, что вы хохочете все время?

На что мы с ней заговорщически перемигивались, прикладывали палец к губам и хитро отвечали:

– Secret![23]

Мировая она все-таки баба…

Когда мы с Санни ехали в отель, я осторожненько спросила у него:

– А почему твой папа все время молчал, пока мы там были?

– Он всегда такой, – ответил Санни, – сколько себя помню, с самого детства… У меня и мама такая же молчунья, они с отцом только между собой иногда и разговаривают…