Подвал. Когда звонит Майкл

— Уже темно, я не могу один добраться домой. На меня мама будет сердиться…

— Кто это?

Ответа не последовало. Вместо этого на другом конце провода послышался вздох. Сердце у Элен сжалось, а по спине побежали мурашки. Однако через пару секунд она поняла, что это всего лишь ветер завывает в трубке. Она завороженно уставилась в окно, разглядывая, как в свете уличного фонаря собираются в небесный хоровод осенние листья.

— Пожалуйста, приходите, — вновь захныкал мальчик. На этот раз голос был совсем жалким и измученным. — Что случилось, тетушка Элен? Вы на меня сердитесь?

— Я не… — начала было Элен, но связь вдруг оборвалась, как и в первый раз. Элен потерла лоб указательным пальцем, словно с минуты на минуту ожидая, что в трубке опять послышится тревожный детский голос. Затем швырнула ее на рычаг.

— Теперь я и впрямь начинаю сердиться, — угрюмо проворчала Элен. В этот момент Пэгги крикнула из кухни:

— Мам, кто это был?

— Призрак, — устало бросила Элен, появляясь в кухне. Она мельком взглянула на висевший термометр. — Воробушек, тебе не холодно в этом свитере?

— Нет, — нетерпеливо откликнулась Пэгги. — Какой еще призрак?

Элен подошла к плите и в который раз налила се^бе чашку кофе.

— Да никакой, я пошутила. Это был… какой-то озорник. Он просто дурачится.

— Как Розалинда?

— Нет, не как Розалинда. Розалинда просто… То есть, Розалинда не делает так, чтобы… Послушай, давай поговорим о чем-нибудь другом, ладно? — И Элен бросила многозначительный взгляд на нетронутый холмик реповой каши в тарелке дочери.

— Мне почему-то не нравится сегодняшняя каша, — заявила Пэгги и нахмурилась. — Значит, как Майкл?

— Что?

— Этот призрак, с которым ты разговаривала… он такой же непослушный, как Майкл?

— Ну, если уж говорить правду, то… Каша сегодня здорово переперченная, да?

Пэгги Кивнула.

— Да, но Бренда не виновата.

— Может, ты хочешь черничного морса?

— Да

— Ладно, я сейчас его приготовлю, а ты пока вымой свою тарелку.

— А твою тоже мыть?

Элен посмотрела на свою почти нетронутую порцию.

— Да, и мою тоже захвати, — мрачно произнесла она.

Пэгги безропотно вымыла тарелки и, подойдя к матери, сочувственно обняла ее за плечи.

— Кто бы там ни звонил, — серьезно возвестила она, — лучше бы он этого больше не делал!

— Воробушек, ничего страшного в этом нет. Не волнуйся.

Однако теперь Элен осознала, что ее раздражение и негодование, вызванные этими дурацкими звонками, распространяются и на окружающих. Весь вечер напролет Элен из кожи вон лезла, пытаясь развеселить дочку и отвлечь ее от грустных размышлений. Эх, если бы просто выкинуть из головы эти странные звонки и вообще не напоминать Пэгги о Майкле… Элен не была уверена, что эта история с кузеном задела за живое Пэгги, но, подумав, все же решила никогда больше об этом не заикаться, и уж тем более сейчас.

Еще не было и восьми, а телефон уже дважды трезвонил. Каждый раз, дрожащей рукой снимая трубку, Элен внутренне напрягалась. Но оба раза нарушители спокойствия оказывались ее старыми знакомыми.

Сегодня Пэгги отправилась спать чуть позже обычного, но уснула не сразу. Еще долго ворочалась она в постели. Ветер, обрушиваясь на окно, протяжно и угрожающе завывал, деревья дрожали от его порывов и шелестели по- луоблетевшими кронами. Когда дочь, наконец, задремала, Элен тут же перебралась в свой уютный кабинет, где любила засиживаться в одиночестве. Здесь стоял огромный секретер с раздвижными дверцами. Сюда, в свое заветное гнездышко, перетаскивала постепенно Элен все те вещицы, с которыми не в силах была расстаться. Взгляду посетителя открывались многочисленные светильники и канделябры в стиле барокко, бронзовые статуэтки детей в самых разных позах, куча чернильниц и фарфоровых пресс- папье. Стены кабинета украшала целая коллекция миниатюр, а также бесчисленное количество фотографий викторианской эпохи, причем глаза у всех людей на этих снимках казались почему-то остекленевшими. Тут же, в рамке, висел и автограф Франклина Пирса[6] Неподалеку, в уголке, притулилась миниатюрная плюшевая скамеечка для ног, расшитая бисером. Повсюду были расставлены древнейшие фолианты в кожаных переплетах, которые источали едва уловимый запах плесени, навевавший мысли о бесконечном движении маятника столетий. Все эти предметы словно дышали вечностью, и здесь, в их компании, Элен отдыхала и расслаблялась. Поэтому, когда на душе было особенно муторно или же приходилось с головой погружаться в какие-нибудь очередные бумажные дела, Элен шла именно сюда.

Около одиннадцати вечера раздался телефонный звонок. Вздрогнув, Элен чуть было не выронила из рук альбом с фотографиями самых роскошных особняков в штате Луизиана. Ветер ревел за окном, а в кабинете было так тепло и уютно, что Элен, зевая погрузившись в сладкие мечты, почти задремала. Услышав звонок, женщина резко выпрямилась в кресле, и взгляд ее упал на бронзовый бюстик мальчика.