– «Правду говорят, что проблема не в том, чтобы накормить бедных, а в том, чтобы перестали жрать в три горла богатые?» Нет, не совсем правда. Почему? Потому что это процесс единый; потому что, когда страна богата, то одни могут быть бедными только по той причине, что другие – чересчур богатые. Таким образом, одних надо не кормить, а перестать отбирать кусок, а перестать отбивать руки, перестать запрещать работать, вот пусть свободно работают. Не может работать, не хочет работать – черт с ним! – пусть подыхает, в конце концов – ну что ж такое? Но надо дать любому, кто может, хочет, в состоянии, возможность спокойно и свободно работать и не драть с него 7 шкур, что и дерет вся пирамида наверху, богатые. Нет, ну что вы! Они такие, стройные, они питаются самыми лучшими, отборными и диетическими вещами на своих яхтах.
Что дальше будет, я не знаю, потому что такие вещи обычно, вы знаете… Это одна из моих любимых фраз, которая приписывается Фридриху II: «Голодной армии для поднятия духа очень полезно видеть сытого короля». Вскоре его противник рассыпался в клочья там король был сыт.
Вот это очень интересный вопрос: «Волошин в 1915 году писал: «Единственное желание, которое у меня есть в этой войне – это, чтобы Константинополь стал русским». Всеволод Иванов: «Царьград – наша свобода и свобода всего славянства! Без Царьграда Россия дышит как человек, лишенный одного легкого. Сергей Городецкий: «Россия вновь придет в Царьград, кресты на храме заблестят, а минареты рухнут ниц…». Вот вопрос: это что, дань Серебряного века политической конъюнктуре? Снова вспыхнувший идефикс древних русичей? Возможно ли возрождение этой навязчивой идеи сто лет спустя?» Возможно, возможно.
Понимаете ли, людям, любому человеку, кроме морального урода – всегда в любом обществе 2 % людей психически неадекватны – это закон природы такой, – любому нормальному человеку свойствен, наличествует у него социальный инстинкт. Этот социальный инстинкт повелевает ему занять как можно более высокое место в социальной иерархии – будь то по аспекту богатства или по аспекту богатства, а славы – постоянно-поскольку, будь то по линии науки или по линии футбола или по линии еще какой-нибудь – но человек стремиться занять максимально высокое место в иерархии своего социума – первое.
Второй аспект социального инстинкта: Человеку потребно принадлежать к как можно более могущественному, славному, сильному, богатому социуму. Потому что человек идентифицирует себя на двух уровнях – повторяю я около двадцати лет – личностном, индивидуальном и надличностным, социальным. И ему нужно не только одному самому по себе индивидууму быть достойным человеком, на которого показывают пальцем, которому завидуют, которым может гордится он сам, его родные друзья и так далее, – но еще ему потребно быть частью великой страны, великой культуры, великой цивилизации. Люди знали это всегда. И никто это никогда не подвергал сомнению, пока в середине ХХ века не появились теории, разрушающие вообще социум как таковой, в чем мы много, знаете ли, сегодня преуспели, и они на Западе преуспели больше нас.
Так вот это желание видеть свой социум как можно более могущественным и вызывает такой патриотический восторг: Мы займем то, мы займем сё! И так далее. Умные политики это всегда знали.
Вы понимаете, как делаются военные символы? Товарищ Сталин отлично понимал в символике, отлично. Таким образом, брать Рейхстаг не было никакой необходимости, потому что его вообще можно было сравнять в щебенку совершенно легко на тот момент, не положив там ни одного солдата. Можно было уничтожить засевших там немцев любыми способами. Но было приказано здание сохранить, штурмом взять и красный флаг на нем установить, чтобы это символизировало на понятном каждому уровне победу над Германией – флаг на Рейхстагом. Это осталось. Вот уж 8-й десяток лет идет, а эта символика осталась.
Точно так же до сих пор пишет – читаешь – вроде бы он социолог истории, фамилия на букву «Д», похожая на греческую, но не помню – он говорит: «Вот, ну как же? В Семилетнюю войну русские взяли Париж…». Ну да, наскоком на один день побывали в Париже, когда там не было войск, потому что Фридрих был в другом месте. И при приближении Фридриха быстро оттуда ушли, отступили, удрали.