Подумаешь, попал – 2

Услышав это и уловив запах еды, я подумал, ну его этого немецкого генерала! Подождет еще минут пятнадцать, никуда не денется, а заботу о себе подчиненных надо уважать. Помнят, значит, обо мне, хотя бы пускай один Федорчук! Вот и ординарца погибшего комбрига Баланова ко мне переманил. Решив сперва поужинать, я откинул полог и зашел в палатку.

Лишь только плотно поужинав, съев картошку с тушенкой, салат из огурцов и помидоров – где только взяли – и выпив чаю, я направился в штабную палатку. Новый ординарец мне понравился, хваткий парень. С ним и Федорчуком не пропаду.

– Ну что там? – спросил я у Лисицына и Капралова.

– Да с документами-то все понятно, – сказал особист, кивая на разложенные карты, – а этот,– он кивнул на генерала, – молчит, собака.

Но тут, увидев меня, генерал заговорил, и перевел его речь, как ни странно, присутствующий при допросе Рябинин. Вот же, говорил я ему не высвечиваться, нет опять за свое!

– Немец требует соблюдения Женевской конвенции, – сказал Рябинин

и продолжил переводить. – Еще он будет говорить только в присутствии равного ему по званию.

– А что, моего ему не достаточно? – спросил я, осторожно поправляя перевязь. Рука опять начала болеть.

Немец снова заговорил, а Рябинин опять начал переводить.

– Он говорит, что для него большая честь беседовать с самим генералом Кропоткиным, – Рябинин вдруг замешкался, переводить или нет следующую фразу.

Я махнул рукой – чего уж там! Интересно, что обо мне думает противник. То, что генерал определил, как меня звать, я не удивился – разведка у немцев работает неплохо. Один Колкин, умудрившийся пролезть в штаб армии, чего стоит. Да и по рации я открытым текстом представился, когда немцы переправу бомбили, а нашей авиации в этот момент не было.

Рябинин перевел:

– Проиграть танковое сражение представителю княжеского рода для него, фон Литенфорда, не зазорно.

Понятно, всю подноготную обо мне разузнали. Удивлен был только начштаба подполковник Лисицын. Капралов же мою биографию изучил «от и до». Короче, на мой корпус наступало сразу две дивизии, одна танковая и одна мотопехотная. Задача была одна – разгромить нас и сбросить в реку. Да, «Катюши» здорово нам помогли, если бы не их залпы, кто его знает, чем бы все закончилось.

Пленного генерала увели, я, наконец-то, доложил Горбатову о разгроме немецкой танковой дивизии и нанесении значительных потерь еще одной мотопехотной.

– Наступать и брать Днепропетровск не могу! Нет сил. Корпус в прошедших боях обескровлен, танков и на батальон не наберется, пехоты тоже не хватает, – закончил я.

– Понятно, не кипятись, – передал Горбатов.

И на этом все. Я вышел из штабной палатки и направился в свою, но тут меня нагнал Капралов.

– Товарищ генерал-майор, мне надо с вами поговорить.

– Я вас слушаю, подполковник, – согласился я.

– Вам не кажется, что этот Рябинин чересчур уж странный? – Для молодого деревенского парня из глуши слишком много знает и умеет. Одно знание немецкого языка откуда?

– Нет, уже не кажется. Раньше – да, но я поговорил с ним. Его прислал к нам «сам», я показал пальцем левой руки вверх. Короче, тебе лучше его не трогать, дороже выйдет! Одно могу сказать, особое подразделение осназа готовит неплохих парней.

– Понятно! Но почему мне не сообщили? – возмутился Капралов.

– Зачем? Мне вот тоже посоветовали, не лезть не в свое дело! И тебе не

советую!

– Ну и ладно, черт с ним! Буду делать вид, что не в курсе! – успокоился Капралов, – А то думаешь уже, черт знает что.

Мы распрощались, и я пошел спать.

Днепропетровск мы взяли через два дня. Подошли части армии Горбатова, подтянулись резервы. После нескольких атак немцы не выдержали и побежали. Мой корпус в этом деле почти не участвовал. Скоро нас отвели в резерв, забрав из корпуса приданные ему части, дивизион «Катюш» и понтонный батальон. Мою резолюцию на предоставление звания Героя Советского Союза участникам захвата плацдарма удовлетворили только наполовину. Героев дали только Забелину, теперь уже майору, а также командиру понтонного батальона майору Гаспаряну и двум рядовым. Остальным – ордена и медали. В последних не поскупился и я, стараясь не пропустить ни одного отличившегося.

Звание героя дали и командарму Горбатову. Это все же его армия захватила и удерживала плацдарм, а потом освобождала Днепропетровск. Ну, и правильно, давно пора! Мировой мужик! Меня же, как он считал, обошли. Он также представлял меня к званию героя, но наверху видней – дали орден Суворова, только почему-то третьей степени, хотя перед этим наградили сразу орденом второй степени. И еще повысили в звании – получил по звезде на погоны.

Мне дали и своеобразный отпуск, долечивать при корпусе раненую руку. Ксения Михайловна таки добралась до меня и взялась за дело всерьез, ограничив меня на целую неделю чуть ли не во всем. Что только не делали с моей онемевшей рукой – и прогревали синей лампой, и ставили какие-то примочки. В конце концов, она ожила, кажется больше из-за того, чтобы от нее, наконец, отстали. Но я должен был ее постепенно разрабатывать.