Подстава Симоны

— В доведении до самоубийства. Если не знаешь, за такое сажают.

— Ты, блин, архитектор или хренов юрист? — Макса угроза друга не особо впечатлила. — Пусть докажут вначале.

— Ну, тут ты им задачку заметно облегчил — пол-универа свидетелей, как ты её из лужи окатил.

— Ой, да забей! — нервно стряхивая пепел, бросил Макс. — С чего ты взял, что она рипнуться решит? Я же так, просто прикололся пару раз.

— Может, объяснишь наконец, с чего вдруг такое внимание? — щелчком отправляя бычок в сторону урны, но промахиваясь, уже более спокойно спросил Валера.

Макс, повторяя его движение, но попадая точно в цель, вздохнул и огляделся. Двор опустел — очевидно, пара началась. Друзей отсутствие пунктуальности никогда особо не волновало, а потому Макс, понимая, что всё же должен объясниться с другом, счёл, что сейчас, без лишних ушей, самое подходящее время. Валера слушал, облокотившись на машину и не перебивая, а когда Макс закончил, изрёк нелитературное выражение, синонимом которому была фраза: «Всё очень плохо!» Парни не спеша подходили к входу в здание университета, когда Валера, тем не менее, заметил:

— Но я всё равно не понимаю, чего ты на неё-то так взъелся?! Она, может, от твоего батька в ещё меньшем восторге, чем ты от её мамки?

— Да плевать мне, — отдавая куртку в гардероб и забирая номерок, бросил Макс, — от чего она там в восторге! Один её вид меня просто вымораживает.

22 апреля, четверг

Глава 20

Последние полторы недели показались Симоне пребыванием на адской сковородке. После инцидента с лужей Макс ощутимо вошёл во вкус. Каждое утро он караулил её, как она поняла позже, на машине своего друга — кажется, Валеры. Каждое утро девушка шла на учёбу, молясь, чтобы сегодня его не было. Однако стоило ей оказаться рядом с никак не желавшим просыхать мини-озером, как откуда ни возьмись пролетала синяя «Лада», и она оказывалась по уши залита водой. Самым паршивым было не то, что ей целый день приходилось сидеть в мокрой одежде, — угнетал факт, что Макс превратил её из незаметной тихони во всеобщее посмешище. Половина университета выходила утром поглядеть на брызговое шоу. Да и в течение дня парень то и дело к ней цеплялся. В столовую вообще пришлось перестать ходить.

Поэтому сейчас, сидя в уютной светлой кофейне в разгар учебного времени и вдыхая аромат свежей выпечки, Симона чувствовала себя неподдельно счастливой. Ощущение комфорта и безопасности никогда не было для неё столь ценным подарком. Вчера, когда папа предложил встретиться, она осознала свою невероятную потребность в эмоциональной передышке, и встреча с ним — как предлог для прогула — пришлась весьма кстати. Просто так взять и не пойти на учёбу Симона не могла. Хотя ей хотелось. Последние пару дней она вставала в такую рань, дабы успеть появиться на занятиях раньше Макса, что ей казалось, будто она вовсе не спит. И пусть способ работал — ведь вчера и позавчера он приехал позже неё, не сумев обрызгать — ежедневно глядя на всё увеличивающиеся круги под глазами, она понимала: долго это продолжаться не может.

Девушка-официант с чёрным начёсом, напоминавшим дреды, подошла к столику у окна и поставила перед Симоной чашку умопомрачительно пахнущего латте с двойной пенкой. Напиток приятно защекотал ноздри, и она закрыла от удовольствия глаза. Кто бы мог подумать, что Симона будет скучать по своей незаметности. Однако сейчас она бы многое отдала за то, чтобы влезть в шкуру размытой фигуры, не попадавшей в фокус объектива жизни. В частности, в фокус Макса. Видимо, метафоры с фотографическим уклоном — это у неё от папы. Вспомнив о нём, Симона посмотрела на часы в телефоне. Уже на 13 минут опаздывает.

Папа… В этом был он весь. Всегда куда-то спешит, но нигде не может появиться вовремя. Сейчас влетит запыхавшийся, с большой чёрной фотоаппаратной сумкой наперевес и обезоруживающе бросит: «Извини, дочь, съёмка затянулась». От представления такой до боли знакомой с детства картины Симона невольно улыбнулась, делая глоток кофе. Да уж, если бы не мамина собранность, Симоне в детстве пришлось бы трудно. Но она не злилась на родителя. Несмотря на вечные опоздания, ещё ни разу не случалось, чтобы он вовсе не пришёл. А она всё равно никуда не спешит.