Подсолнухи

— Ну а что было потом? Вы исчезли куда-то на столько лет.

— Что потом… Жирновка хирела, ясно было, что дальше ей не продержаться. Старики перебрались поближе к районному селу. Семейная жизнь моя не ладилась. Я переехал в соседнюю область, более северную, лесную. Пять лет жил в районе, сейчас в городе, служу в областной редакции, в отделе сельского хозяйства.

— Да, десять лет… годы. И неужто не тянуло вас на родину, сударь? Я ведь вас знаю немножко. Сознайтесь. Тянуло, конечно.

— Еще как. Только приезжать сюда — все одно что на кладбище приходить. Однако вот не выдержал, приехал. Могилы стариков надо было попроведать, поклониться им. А уж заодно — на Шегарку.

— Где родители похоронены? В районном?

— В районном, да.

— А братья ваши как?

— Братья — дальше. Да что братья, у них своя жизнь. Увидишься, сядешь за стол, так еще вспомнишь что-то. А трезвым не о чем и разговаривать. Очень редко видимся, от случая к случаю.

— Значит, вас с районом нашим, с Шегаркой, уже ничего и не связывает, сударь? Порвались, что называется, всякие корни.

— Воспоминания разве что.

— А я приезжаю каждое лето. С той самой поры, как получила аттестат и поехала учиться. Студенткой — на каникулы, теперь — в отпуска. Зря родители переехали в город, тяжело им там. Но уж и то хорошо, что летом возвращаются. И мы собираемся, дети их. Приеду, сударь, хожу-гляжу, и все сквозь слезы. И плачу, и плачу, и плачу. Во-он в огороде береза. Какая прекрасная береза. Из всех деревьев я почему-то больше всего березы люблю. Часто любуюсь ею. И знаете, когда я вижу, как ветер шевелит, заламывает ветки, мне рыдать хочется, сама не знаю отчего. Но я никому не сознаюсь в этом. Не поймут, нет. Да и засмеют еще. А что ж…

— Поверьте, Антонина Сергеевна, со мной происходит то же самое. И я молчу. Помню, мальчишкой был еще… Поземка метет через поляну от согры к огороду, я стою возле двора, смотрю — и слезы. Или песню услышишь издали… сердце заноет. Матери-то наши чудесно пели. Идут с полей, усталые, а поют. Ах как пели! Давно это…

— Сударь, будто береза — это я. Будто могу войти в нее и раствориться полностью в древесине ее, в сердцевине. Абсолютная жалость к ней. Такое вот состояние, словами и не высказать. А еще печаль большая — от сознания того, что все это не так долго будет продолжаться. Ну год еще. Ну три, ну пять от силы. Умрут родители, зарастут тропы-дороги, к кому придешь? Беру с собой детей всякий раз, хочу, чтобы они так же полюбили места наши, природу, как и мы. Вожу их по полям, в лес, рассказываю многое, объясняю…

— Вряд ли, Антонина Сергеевна, полюбят они наши места. Они — дети города, дети иного уже времени. Чтобы тебе дороги были эти берега, надо родиться на них, пропустить все через себя, прожить той жизнью, которой прожили мы. В восемь-девять лет мы уже пололи грядки, помогая матерям. В девять лет я возил копны на быке, в колхозе, помогая в сенокосы. В четырнадцать косил наравне с матерью. В тринадцать-четырнадцать отправлялся в лес на тех же быках и такие привозил воза дров, что и сейчас удивляюсь себе. Пошли сегодня нашего — о городском и речи нет — деревенского парнишку в лес, так он тебе таких дров привезет, что и не возрадуешься. Или дай ему в руки литовку, заставь косить. Время совсем другое. Мы с вами дети крестьян, но сами, в силу полученного образования, интеллигенты. В первом поколении, как говорится. А наши дети — дети интеллигентов, они еще дальше от земли, чем мы. Им наши боли и непонятны, и неинтересны, поверьте мне, Антонина Сергеевна. Над этим задумывался, скажу вам, и не раз…

Много ездил я, многое повидал. Есть очень красивые места, но природа там холодна, при всей своей красоте, как на картине. Для меня холодна. Она ничего не говорит мне, ничего во мне не будит, воспоминаний нет. Это родина наша — Жирновка на Шегарке, потому нет для нас с вами на свете дороже этих мест. Здесь каждый куст, проталина, ручей — детство наше, юность. А для детей наших родина — город, городская улица, дом, в котором они родились. Вот и все. Да что дети, мы с вами не стали жить на родине, Антонина Сергеевна. Плачем издали, проливаем слезы горькие. Почему? Остаться бы нам тут, да и жить-поживать, добра наживать. А?!

— А что бы мы с вами делали, сударь, на Шегарке с нашими дипломами? У вас университетское образование, у меня университетское образование. Где ж знания те применять, скажите на милость? Я, например, себе не представляю ничего подобного.