Подсолнухи

Зал большой. Не какой-нибудь там, а конференц-зал. И народу порядочно — учреждение многоэтажное. Собрался профессиональный союз. Орлов проходил взглядом по рядам, от первого начиная. Одних он помнил в лицо, других просто не знал, со многими был уже знаком, с некоторыми — хорошо, с некоторыми из некоторых — вроде бы даже в дружеских отношениях. Нет, до рюмки коньяку не доходило, не говоря уж об откровенных разговорах, здоровался за руку — только. Откровенным он уже был в первых двух учреждениях. С кем быть откровенным — не знаешь. С женой? Да, с женой, и то не всегда. Родители умерли. Сыновья не выросли до серьезных разговоров. Приятели были в институте — разъехались по направлениям. Деревенские сверстники, с которыми когда-то дружил взахлеб? Э-э, где они? Разнесло по белу свету — ни приметы, ни следа. Куда все подевалось, ушло?.. «Не осталось друзей, коих мог уважать», — вспомнилась строка. Не осталось… Первый ряд, второй, семнадцатый… Рабочие-разрядники, лаборанты и лаборантки, техники, операторы, консультанты, инженеры всех мастей, младшие научные сотрудники, старшие научные сотрудники, заведующие лабораториями, начальники отделов, кандидаты наук, доктора наук, еще, еще, заместители директора, директор. Сотни людей. Здесь, в зале, многие по различным причинам отсутствуют: болезни, командировки, отпуска, еще что-то. Да, сотни людей. Это много. Сотни характеров, привычек, склонностей, вкусов, взглядов… чего еще там? Но несмотря на это, учитывая, что направление одно, цель одна, суть одна, та суть, что собрала их всех сюда, сделав коллективом, — должна была быть совместимость. Так, во всяком случае, подразумевалось. А ее не было.

Орлов вспоминал прошлую жизнь: деревню, родительский дом, семью свою, другие семьи. «А как же быть с семьями? — думал он. — Там ведь связаны кровью, родством, а в редкой семье все ладно. Ну, распри распрями — дело обычное, а бывает и такое, что осколки не соберешь. А тут — сотни. Мало, видно, одной цели, идеи. Что-то еще нужно». Не было ее, этой самой совместимости, которая почти по инструкциям должна быть. Не было ее, и он, Орлов, должен был сидеть здесь, переживая, балансировать, ведя собрание, чтобы все было по форме и чтобы все-таки справедливость, к которой он уже давно присоединил свой голос, в конце собрания должна была встать во весь рост. Так он понимал дело и на этом должен был стоять.

Доклад закончился. Докладчик поблагодарила присутствующих за оказанное внимание, сложила папку и, отойдя от трибуны, села рядом с Орловым. «Надо объявлять прения», — подумал Орлов, встал и увидел десятки направленных на него взглядов. «Как прожектора бьют», — отметил он мельком, выдерживая паузу.

— Переходим к обсуждению доклада, — сказал Орлов, и только он закончил фразу, как несколько рук, готовых вскинуться, приподнялись слегка за спинами впереди сидящих, полусогнутые в локтях с влажными растопыренными пальцами руки. — Есть желающие выступить? — спросил Орлов голосом ровным и даже несколько равнодушным, как человек сторонний, который, проведя мероприятие, уйдет, чтобы уже больше никогда не возвращаться сюда.

Не успел он досказать, как руки тотчас же вскинулись, и чувствовалось, что желающие выступить оторвались даже чуть от сидений и, держа тела в напряжении, тянулись как бы к трибуне, глядя в то же время вопросительно на Орлова. И это были не какие-нибудь там рядовые ораторы, это были фигуры, причем это были ораторы, испытанные и не в таких делах, как профсоюзное собрание, они готовились, собрав какую только было возможно информацию, они ждали слова, и это слово Орлов им должен был дать.

— Пожалуйста! — сказал он, выбросив над столом руку в сторону группы, поддерживающей председателя месткома.

Пока рука его опускалась и он садился, представитель правой стороны пробежал половину расстояния до трибуны, на ходу разворачивая листок, где у него были набросаны тезисы выступления. «Сейчас скажет, что работу месткома и ее руководителя следует признать удовлетворительной, — подумал Орлов, закрывая на какую-то секунду глаза, но тут же собрался, склонив голову, глядя перед собой в столешницу, делая вид, что слушает выступление.