— Никто не знает, Вить, что будет завтра, а тем более через год, — возразил Тимофей Гаврилович. — Ни ты не скажешь, ни я, ни бригадир с директором. Видишь сам, что получилось. Хорошо еще, что двор какой-никакой есть. И мы с тобой есть, и ремонтируем его. А то бы стоять им опять по колено в грязи, телятам, и падать в грязь ту, как падали нонешней весной. А половицы я буду подгонять как следует — для себя делаем, не для чужого. Нам работать. Начни стелить как попало — зимой вспомнишь. Пол плотный, мы навоз и жижу навозную сгребаем на проход лопатами совковыми да в окна и выбросаем. Сгребем и выбросаем. А телятам объедьев подстелем либо соломки, чтоб им на сухое лечь. А начнем половицы укладывать абы как, с дырами, жижа протечет под половицы, яма полна и так, а за зиму добавится еще. Пойдешь по проходу, и будет хлюпать-выплескиваться жижа в щели, тебе же под ноги. Да и не делал я, Вить, за свою жизнь никогда ничего наспех, за какую бы работу ни принимался. Меня отец с мальства учил этому. Делаешь что — делай не на день, на жизнь. А слепишь спеша — против тебя же обернется, да и люди засмеют. Я и на войне, бывало… Начнем чистить оружие — чищу и смазываю, чтоб не подвело. А другой — вид делает, что чистит, будто повинную отбывает, сам себя обманывает. Стал обувать сапоги — хоть тут земля встань дыбом, камни с неба вались, а я портянку наверну без складок, иначе ноги сотрешь в беге, себе хуже. Ничего, Витя, сделаем двор, раз обещали начальству, да и сами себе обещали. И скот продержим до весны. Ничего, не подведем, пущай не сомневаются. Так и скажи бригадиру, так и передай…
— Ну, я поеду, — отбросил окурок Витька. Встал. — Ты не серчай, Гаврилыч, что подвел тебя вроде бы, не помогаю. Вечером баня, может, захватить чего из кооперации? Промокнем за день, устанем.
— А я и не серчаю, чего ты взял? — усмехнулся Тимофей Гаврилович. — Есть совхоз, а мы рабочие, хоть и на пенсии с Петром. Куда пошлют, туда и пойдешь. А насчет вечера — не надо. Старуха хворает моя — неудобно с выпивкой затевать. Вот праздники наступят, тогда и выпьем за все. Езжай, а то заговорились мы с тобой…
Витька уехал, а Тимофей Гаврилович, взяв топор, работал с передышками малыми до обеда самого, не отвлекаемый ничем. Глаз видел работу, руки делали, а мысли тянулись сами по себе, уходя в прошлое, возвращаясь ко дню сегодняшнему, удаляясь опять. Он, Тимофей Гаврилович, всегда работал в паре с мыслями — спорилось лучше…
Витька и не мог помнить, когда рубили дворы эти: его тогда еще и на белом свете не было. Тимофей Гаврилович их же и строил вместе с другими мужиками. В пятьдесят восьмом году было это. А осенью пятьдесят седьмого, погожей и долгой на удивление всем, так же вот, в октябре, после уборочной, ходили они, человек шесть было их, с топорами, пилами на острова — высокие, сухие места в бору — валить осинник. Скатали бревна в штабеля, а в ноябре, по первопутку, вывезли на тракторе в деревню. Весной шкурили бревна, опять штабелями скатывали, давая просохнуть на ветру и солнце, а осенью в шесть отточенных — те же мужики, что готовили лес, — топоров стали строить скотные дворы и конюшню, вот здесь, за ручьем, поодаль от деревни. Топоры стучат, щепа летит, венец за венцом укладывают плотники, венец за венцом. Один двор, второй…
Пятьдесят восьмой, да. Три года уже, как совхоз вместо колхоза, трудодни исчезли, деньги стали платить. Несколько деревень, что на Шегарке, от Юрковки по Александровку, вошло в совхоз. Центральная усадьба в Пономаревке, а у них здесь ферма четвертая. Со Вдовина в Пономаревку сразу же и сельсовет перевели. Никишин, бывший председатель, уехал скоро в Пихтовку, районный центр, дом купил. Но Пихтовка недолго еще оставалась райцентром, присоединили район к соседнему, Колыванскому, с центром в Колывани, а до него от Жирновки ехать да ехать, а дорога — глаза закрывай; «Укрупнение районов» называлось это в ту пору. Колывань — село, бывший купеческий городок, стоит Колывань на речке Чаус…
Ну вот, был колхоз — был председатель; стал совхоз — возглавил его директор, а по фермам — управляющие. И у них на четвертой управляющий. Свой же мужик, из молодых. Вот он и говорит, управляющий, что надобно лес валить строевой, но не сосны — сосны на рамы пойдут, тес, половицы, — а осинник. Вон его сколько шумит по островам — прямой, прогонистый, подручный — залюбуешься. И не шибко далеко от деревни. Заготавливать осинник и строить новые дворы, потому как старые, сами видите, пришли в полную негодность. Дворы строить удобные, просторные, и не в деревне, как это делалось раньше, а во-он там, за ручьем, чтобы опрятнее в деревне было. Санитарные нормы во всем соблюдать следует, говорит.