Подсолнухи

Но Илью все это ничуть не устраивало. Остаться в таком унылом селе, работать в мастерских, жить на квартире. Какой трактор? Какая невеста? Ехать через всю страну, чтобы сесть на трактор. Невест и дома хоть отбавляй. От одной едва отвязался, а тут тебе новых предлагают. Не нужны, виноград их не нужен.

Спустя неделю повез приятель Илью под Феодосию, там, в одном из пансионатов, заместителем директора работал родственник. Нашли родственника, посидели, поговорили, винца выпили. Замдиректора и предложил Илье работу — такую, что ничего лучшего просто и придумать нельзя было. Море, тишина, парк, отдельная комната в коттедже, питание в столовой, оклад и обязанности на пляже, с которыми свободно справился бы и двенадцатилетний мальчишка.

В первые дни Илья даже не верил этому. Ему все казалось, что вот сейчас придут и скажут: хватит, парень, поиграл — и довольно, иди-ка занимайся настоящим делом, а сюда мы старушку определим. Нет, все было всерьез. Зимой, в самое неуютное время, с декабря по март, на три месяца ежегодно пансионат закрывался, чтобы провести в жилых и подсобных помещениях так называемый текущий ремонт — побелить, покрасить, проверить водопровод и канализацию, электропроводку. Илья тогда превращался не то в завхоза, не то в кладовщика. Отправлялся в различные конторы получать материалы, привозил, выдавал ремонтникам. Подчинялся он во всем заместителю директора пансионата по хозяйственной части.

Подступил незаметно полагающийся Илье отпуск, но от отпуска он отказался, получил отпускные, и все. Брать отпуск — значит, домой ехать, навещать стариков и Клавку, а домой ехать ему не хотелось, не по себе как-то было. Начнут расспрашивать — как живешь, чем занимаешься? Что отвечать? На пляже мусор собираю, лежаки выдаю. И врать вроде бы неудобно — свои люди. Илья написал письмо, что приедет на следующий год. Это было второе письмо, отосланное родителям с юга. Первое он посылал примерно через полгода после приезда в Крым. Вернее, он написал тогда два письма — Клаве и старикам. Сообщал, что живет в Крыму, возле самого моря, что посчастливилось найти хорошую работу, какую — умолчал, а с жильем тяжело, придется ждать. Пообещали, но когда это решится, сказать он затрудняется, видимо, не через год и не через два. Временно он находится как бы на квартире, хотя жилье и казенное.

За первые письма Илья сел не сразу — оттягивал, раздумывал. Но и не писать совсем было нельзя. Родители и Клава отвечали сдержанно, видно было, что они обижены на него. Мать жаловалась на болезни, просила — если случится, что умрет она скоро, так чтоб он хотя на похороны приехал, раз уж не захотел с ними жить.

На первых порах Илья опасался, что Клавка, получив от него весть, соберется и приедет сюда с ребенком. А вдруг действительно заявится — что тогда? Но, поразмыслив, решил, что вряд ли она отважится на такое — оставить мать, заботы домашние, телят и поехать за столько верст неизвестно куда, разыскивать человека, который ей и не муж, и не жених — непонятно кто. Да и забоится она ехать — нигде никогда не бывала. И Илья успокоился.

Родители ни в чем не упрекали Илью, но он чувствовал, находил в строках писем упреки и тогда начинал придумывать оправдания. Хорошо, что он не написал о себе правду, это сильно огорчило бы стариков, мать расстроилась бы и, конечно, заплакала бы. Но если Илья и думал о себе, что вот не своим делом вроде бы занят, то лишь в первые месяцы в связи с родительским письмом, да и то не шибко глубоко переживал. Будучи человеком от природы неглупым и наблюдательным, он давно понял, что нет на земле порядка, а те, кто должен навести порядок во всем, не очень-то спешат и стараются навести. Или не могут. А раз так, то не осуждайте в таком случае его, Илью Подрезова. Судить легко. А вы сначала на себя посмотрите, правильно ли живете, по совести ли.

Здесь, на юге, каждый второй не своим делом занят, лишь бы приткнуться. Поезжай в Феодосию, Керчь, Судак, зайди в магазины — за прилавками зачастую мужики стоят. Что это — мужская работа? Да мало ли чего. Глянешь, в киоске газированной водой торгует такой мордоворот, что страшно подойти. Он что — изболел? Да ему в порту мешки стокилограммовые швырять через голову надо. А он в киоске. И ничего. А ведь кто-то принимал его, оклад устанавливал прежде, должность утверждал. И вот он, пожалуйста вам, торгует.

Видно, работа эта продавца во всем устраивает, видно, какие-то другие доходы есть у него, иначе не держался бы он так за киоск. Газированная вода — не пиво, пены не дает. Или на базаре стоят.