Подслушано в Винтерфелле (СИ)

Вечер с Сансой проходил, как десяток вечеров до него. Она благопристойно читала книгу с идеально прямой спиной, старательно играя голосом, повышая тон и понижая, выделяя каждый абзац — кажется, это было что-то из хроник Переправы. Он делал вид, что слушает.

Тонкий голосок перечислял вереницу каких-то ужасных личностей, по плодовитости не уступавших Фреям, воздавая хвалу хозяйственности женщин и отваге мужчин, когда Сандор нашел в себе мужество нарушить заведенный Сансой порядок.

— Наверное, и у тебя, Пташка, есть такая книжица о твоих предках, а?

Она с готовностью, словно лошадь, дождавшаяся боевого сигнала, отложила книгу в кожаном переплете прочь. Сложила руки на коленях — пальцы чуть дрожали.

— Мы древняя семья, и у нас, конечно, множество старинных книг хроники.

— Ну-ну.

— Конечно, я не смогла бы унести их в дом своего лорда-мужа, — в ее голосе послышалось легкое сожаление, почти призрачное, — ведь жена оставляет дом отца за спиной, но… я всегда надеялась, что мой лорд-супруг позволит мне заниматься также хрониками Старков… кроме изучения истории его семьи.

«Да что там истории, три поколения псарей, — мрачно подумалось Сандору, — возись хоть с бумажными Старками, хоть с Королем Ночи, только стань моей».

— Будете вина? — светски осведомилась Пташка, видимо, решив, что неприлично долго говорит о себе.

— Это я всегда с радостью.

— Я всегда надеялась, что мой лорд-муж не будет пить вина, — вдруг вполголоса продолжила Санса, и Пёс слегка поперхнулся, — отец говорил, пьянство сопутствует слабым…

«И где он в итоге окончил свои дни, сильный Эддард Старк?». Пёс готов был окончательно приуныть. В конце концов, бросать пить, становиться лордом, а то и сиром, да еще и жениться ради одного поцелуя, как-то было бы нерационально.

— Ну и каков он был бы, твой идеальный лорд-муж? — надо было ставить точку, бросать ее одну вышивать ночи напролет и читать глупые хроники без слова правды, …

— Как вы.

…но произнесенное самым бесхитростным тоном, это короткое утверждение возвращает его корчиться в экстатической муке где-то на качелях между небесами и самым глубоким пеклом.

Арья была права.

— А каков я? — это должно звучать как шутка, а выходит похожим на хриплый стон узника под пыткой, но голос Сансы по-прежнему тих и спокоен, когда она отвечает, лишь слегка задумавшись:

— Неоднозначный.

Тишина между ними полна загадок, но впервые жива и уютна. Несказанное перестает тревожить обоих.

— А я всегда хотел леди-жену, — высказался через несколько минут хрипло Сандор, не глядя на нее и понимая, в какой трясине увязает все глубже и глубже, — такую же, как ты. Я представлял… — слова должны были быть произнесены — просто поставить точку, он же мужик, в конце концов, — как она сидит в кресле, вот как ты. Как она вышивает там всякую эту вашу бабскую дурь… как на кухне командует…

Блестящие розовые губки темнели, как и мутнеющие желанием голубые глаза. Дышать с ней одним воздухом стало так невыносимо тяжело, что хотелось рвануть ворот рубашки — и штаны вместе с ним, порвать в клочья.

— Жарит там всякое, учит слуг… — хотелось оттянуть неизбежное, бессмысленно, быть может, но хотелось, — читает хроники.

— Она была бы как я? — невинность тона контрастировала с выражением ее лица. Сандор сглотнул.

— Нет. Она была бы… э… толстая. Толще, чем ты.

Глаза, огромные глаза, в которых он никогда и ничего не мог прочитать, распахнулись. Пухлые губки, что она так очаровательно прикусывала, округлились в ненарочном, не спланированном изумлении.

— Толстая? Ваша леди… толстая? — растерянно затрепетали рыжеватые ресницы. Пёс окончательно сник.

— Ну… да. Ну, знаешь, там… — он отчаялся объяснить словами, сделал неловкий жест обеими руками, изображая смысл и суть слов — тянуло примерно на тройню, — ведь… щенки, все дела…

«Гребанный стыд, ты это была бы, толстая и капризная Санса Клиган, и я бы таскал тебя вдоль каждого ристалища, которое встретил бы, в каждый замок, в каждый особняк, я бы всем показал, что ты от меня брюхата, а я такой урод, но это я — твой, а ты моя, и пусть они смотрят и обосрутся от зависти, все эти твои рыцари-лордишки, а я Пёс, но плевать…».

— Сандор.

«Санса. Даже имя пахнет страстью. Тем, что я буду делать с тобой каждый день, будешь ты молодой, старой, тощей как щепка или толстой, как кадка с тестом. Как мы назовем наших сыновей? За кого выдадим дочерей замуж? Будут ли они любимы своими мужьями так, как ты любима мной… Будешь ли и ты любить меня? Когда я стану старым и неповоротливым, колченогим, хромым, злобным стариканом с поганым нравом, если можно стать только хуже? Будешь ли ты любить меня вообще, хоть минуту?».

— Вам стоит только попросить, — прошептала Пташка ему в губы, и он впал в прострацию, осознавая, что упустил мгновение ее появления рядом.