Подросток былых времен

– Что тогда? Пусть не будет ни грана подлинного христианства у наших мнимых христиан, пусть получат они по заслугам еще на этом свете, это не меняет ничего в условиях задачи, поставленной перед молодым аббатом, жаждущим пробиться на первое место. Необходимо выбрать правильное направление с самого начала, взять курс на Париж, на духовную академию, затем, если возможно, на Рим. Главное, стать необходимым одному из тех, кто активно действует на церковной арене, им всегда нужна в помощь голова вроде вашей, «голова, в которой все умещается», как говорит моя мама. Они по большей части не слишком сильны в науке.

– Боюсь, что и я не сильнее.

– Не беда! Главное иметь «голову, в которой все умещается». Основы у вас есть, я полагаю? Томизм[5] для повседневного употребления, то, что Донзак называет «непоколебимый томизм»…

Мы остановились на лугу, прямо против дома. Симон стоял к дому спиной и не видел, что на террасе маячат две черные грузные фигуры – мама и господин настоятель. Заметив нас, они поспешно скрылись.

– Разумеется, Симон, вам нужно будет как следует познакомиться с ересью, против которой вы собираетесь бороться, – с «модернизмом». Читали ли вы хоть немного Ньюмена, Мориса Блонделя, Ле Руа, Луази, Лабертоньера?..

Он жалобно признался, что едва знает их имена.

– Донзаку ничего не стоит дать вам полную библиографию.

– Но он ими восхищается?

– Да, но он не может не удивляться глупости и невежеству их противников, он знает, как следовало бы с ними спорить, стоя на точке зрения томизма. Он сумеет великолепно вооружить вас против них, причем так, чтобы ваша позиция не отдавала ретроградством. Впрочем, богословие – это только основа. Важно правильно выбрать себе специальность, например каноническое право, одним словом, какую-нибудь дисциплину в этом роде, тут я вам не советчик, так уж у меня устроена голова – в ней умещаются только определенные идеи.

Я свернул на аллею, ведущую к большому дубу, чтобы нас не могли увидеть из дома. Сумерки еще не наступили, но от реки потянуло прохладой. Симон теперь уже не пытался уйти. Хоть этого-то я добился. Он шел, опустив глаза, словно окаменев, в глубокой сосредоточенности: жесткое, мертвенно-бледное лицо без кровинки – не выделяются даже губы – с черной двухдневной щетиной на щеках, это лицо встает у меня перед глазами, когда я думаю о Симоне. Таким я увидел его, когда мы подошли к большому дубу. Он прошептал:

– Слишком поздно! Слишком поздно!

– Нет, не поздно, раз вы еще здесь.

Я сел на скамью, прислонившись к дубу. Он остался стоять. Мне почудился трепет надкрылий готового взлететь майского жука. Ах, удержать его, удержать во что бы то ни стало!

– Большой дуб, – сказал я, – помог мне сыграть забавную шутку с господином настоятелем…

– Вы позволяете себе шутки с господином настоятелем?

Я рассказал ему о своей исповеди седьмого сентября. Сначала он не хотел верить: «Э! Рассказывайте!» Он смеялся. Никогда я не видел, чтобы он так хохотал. Раньше чем приобщать его к «модернизму», придется научить его пользоваться зубной щеткой.

– Самое интересное, – сказал я, – что я действительно с детства придерживаюсь идолопоклонства!

Я прижался к божественному дубу щекой, а потом надолго прильнул губами. Симон присел рядом. Он уже не смеялся. Он спросил, не была ли эта исповедь кощунством.

– Нет, настоятель рассудил иначе.

– Он знал, что вы неповинны в других грехах?

Я не ответил. Симон пробормотал:

– Извините меня.

– Вам не в чем извиняться. Просто я не люблю говорить о таких вещах.

– Однако они связаны со всей этой историей, с нашим спором. Да, с тем, что господин мэр называет «грехом против природы», то есть с вынужденным безбрачием… Вы не понимаете, – сказал он с неожиданной нежностью, – вы ангел. Впрочем, полуангел, полудьявол, – добавил он, засмеявшись.

– Послушайте, Симон, я знаю, о чем идет речь, уж поверьте мне. Разумеется, прежде чем согласиться на эти условия, человек должен испытать себя. Но если хватит у него сил и мужества, как поможет ему это в дальнейшем продвижении! Вас ждет крутой подъем, подумайте, какое преимущество – не тащить за собой детей. Безбрачие? Но оно облегчит вам победу.

– Да, но речь идет о чистоте. А послушали бы вы, что говорит об этом господин Дюпор…

– Господин Дюпор сам не лучше других, у него две постоянные связи, да еще он работниц к себе зазывает…

– Возможно, но ведь и не хуже?

– Во всяком случае, не брак способен разрешить задачу, поставленную перед нами плотью и этим непонятным сочетанием души, взыскующей бога, с самым животным инстинктом.

Симон пробормотал:

– Но есть же такие, что любят друг друга.

– Да, Симон, есть такие, что любят. Но, может быть, это тоже призвание.

– Господин Дюпор говорит, что его во мне истребили и в вас тоже. В общем, он так полагает.