Подростки

Все смотрели на Марину Осиповну и Скудатина. Фотографию завуч сняла с Доски почета. На ней Виктор был в солдатской гимнастерке, коротко стриженный. Только что вернулся из армии. «Баба я, вот и все… Баба!» — со злостью вдруг подумал он о себе. Права Ирина, когда говорит — нет в нем рациональных принципов, а много идеалистических посылок и комплексов.

Виктор подошел к Марине Осиповне, вынул у нее из рук фотографию, повернулся и вышел из кабинета.

Группы на занятиях, и коридоры пустые. В залах — дневальные по этажам. Пользуются случаем — тишина, читают книги, прислонившись к подоконникам. Это не запрещается правилами. Да и читают дневальные так ловко, что краем глаза всегда видят, кто появляется на этаже.

Виктор почти вбежал на четвертый этаж. Его группа по расписанию должна после обеда заниматься физикой.

Он открыл дверь кабинета физики. Пусто. Никого. На доске начата формула. Значит, физику чем-то заменили.

Виктор задержался в пустом классе. Для чего? Не знал. И для чего пришел, тоже не знал. Взглянуть на свою группу? Очевидно. Приоткрыть дверь и взглянуть? Опять его комплексы? Опять расслабился? Ну чего ему здесь надо? Ну чего? Класс как класс. На стенде под стеклом — электрический паяльник в разобранном виде, разобранные выключатели и переключатели. Таблица — тепловые явления. Вспомнил, как Нина Михайловна говорила на первом курсе, что пиджаки ребят, например, поглощают тепло, а металлические пуговицы — отражают. Температура есть характеристика теплового равновесия тела. А где сейчас его равновесие? Где? В чем? Вспомнил еще, как доставал ребятам учебники «Физика-9», «Физика-10», сборник задач Демковича. Ходил в «Просвещение».

Вероника Грибанова с ним ходила. Только поступила на работу в училище. И он только поступил, точнее — вернулся из армии. Совсем она молоденькая. «Не понимаю, как вы могли, Виктор Данилович…» Она, конечно, не понимает. «Виктор Данилович, не надо, чтобы опять неправду…» Волновалась не меньше его. Значит, и он волновался? Значит, он все-таки баба. И здесь задержался. К чему? Повиниться перед самим собой с открытым сердцем? Но Вити Скудатина больше нет. Он должен это сам навсегда усвоить.

Виктор, нигде больше не задерживаясь, спустился с четвертого этажа в вестибюль и вышел из училища. Захлопнулась дверь. Он понял, что дверь за ним как за мастером-воспитателем закрылась навсегда.

Он пересек двор училища и, не доходя до ворот, где была волейбольная площадка, остановился, достал из кармана фотографию, которую вынул из рук Марины Осиповны. Разорвал на мелкие кусочки, швырнул прочь.

Ветер подхватил кусочки, разбросал по волейбольной площадке.

Скудатин вышел за ворота.

После совещания месткома Юрий Матвеевич долго сидел один в кабинете.

Будет подготовлен приказ об увольнении Скудатина и о передаче его группы временной комиссии под председательством Жихарева. Постановил местком. Проголосовали за решение единогласно.

Витя Скудатин, паренек с Басманной. Вырос в мастера-воспитателя. А вырос ли? Если такое произошло, значит, нет. Что с ним случилось? Почему так себя повел? Зачем эта женщина около него? Фальшивый документ. Подлог. Кто делает? Витя Скудатин! Не думал Юрий Матвеевич, что ему в папку с документами особого свойства придется положить решение месткома о Викторе Скудатине. Леонид Павлович прав — только прежнее отношение людей к Виктору спасло его от более сурового наказания. Понимает он хоть это или тоже не понимает?

Заглянула в кабинет Тамара Александровна, сказала:

— Вас по железнодорожному.

Юрий Матвеевич снял трубку железнодорожной связи. Звонил начальник депо.

— Ну что? — спросил он Юрия Матвеевича.

— Уволили, конечно.

— Мы пока дадим ему возможность подумать. Завтра выйдет в рейс.

— Об этом хотел просить тебя. Оставить его в училище не могу.

— Переживаешь?

— Да.

— Не ребенок он.

— Конечно. Но это не просто ошибка.

— Тут еще история с Семеном Аркадьевичем, — сказал Георгий Демьянович.

Семен Аркадьевич — это муж Нины Михайловны.

— Уходит с работы?

— Не только с работы. Семью оставил.

Так директор впервые узнал о случившемся в семье у Нины Михайловны.

Юрий Матвеевич замолк. Молча и положил трубку. Потом вышел в приемную, позвал Тамару Александровну. Когда Тамара Александровна зашла в кабинет, Юрий Матвеевич спросил:

— Где Нина Михайловна?

— На занятиях у Эры Васильевны. Вы уже знаете, что у нее случилось?

— Да. Если бы все было наоборот…

— Вы бы хотели, чтобы Нина Михайловна ушла от Семена Аркадьевича?

— Нет, если бы Виктор ушел от своей мочалы.

Тамара Александровна смотрела на директора. Она всегда знала его как выдержанного человека. Это все знали в училище. Сейчас Тамара Александровна видела перед собой Юрия Матвеевича расстроенного и по-мальчишески обиженного. Обиженного нескрываемо открыто, до тягостной боли в глазах, как это бывает у ребят. Слово «мочала» взял от собственных учеников.

Тамара Александровна думала, что директор заговорит с ней о Нине Михайловне или о Викторе Скудатине, а он вдруг сказал:

— Когда же хорошие московские девушки поверят в наших ребят…