Подростки

— Да не бычись ты! — сказал он. — В стороне и мы, заводские, не намерены стоять. Коль так, знай, что разговор у нас в парткоме не закончился на Мухине, а перекинулся на вас, подростков. И вышло, что мы вас в самый ответственный, решающий момент без внимания оставляем. Вот посмотри, посчитай, как мы считали. С пеленок, значит, ясли, потом детский сад. После пионеры и всякие там отряды. А вот дальше. От пионеров вроде уже отстал, к комсомолу еще не пристал. И получается тут парень или девчушка один на один с самим собой. И с улицей. А по улице хорошие люди быстро пробегают, плохие же там надолго задерживаются. Улица, голубь мой, как мы ни толковали, выходит, работает пока против нас. И двор, примыкающий к улице, частенько тоже не в нашу пользу баланс дает. Прав я или не прав?

— В общем-то прав, — пожал плечами Сережа.

— А ты, дивчина, как думаешь? — не забыл про меня Назар Павлович.

— Двор у нас пенсионеры оккупировали, — бухнула я.

— Во-во! — упрекнул Назар Павлович. — Она уже военными терминами заговорила.

— Нина права, — пришел мне на выручку Сережа. — ЖЭК не дает мяча бросить. Того и гляди цветок повредишь. А его какая-нибудь бабка под колпаком выращивала. Он уникальный. Сломаешь ненароком — в милицию поведут. У нас во дворе разговор с мальчишками короткий.

Отец удивленно посмотрел на сына:

— Вот как ты заговорил! На старших с таким гневом.

— Ты же просил откровенно.

Прасковья Никитична — Сережина мама — до сих пор в разговор не вмешивалась. А тут не выдержала, упрекнула мужа:

— И чего завелся? Измучил ребят. Пригласил в гости, а потчуешь чем? Заводскими побасенками?

Назар Павлович поднялся из-за стола.

— Ты, как всегда, права, мать, — сказал он. — Идите, ребята. У вас свои дела. Да, забыл сказать. Заводская комсомолия спорторганизатора в наш двор выделяет. Смотрите. От вас многое будет зависеть. Ждем перемен.

И вот мы остались одни. Уселись на диване и уставились друг на друга. Молчим. Говорить будто и не о чем.

— Строгий у тебя отец, — первой начала я.

— Нет. Он хороший, — отозвался Сережа. — Сегодня, правда, разволновался. Ему тоже нелегко.

Тут я вспомнила, зачем шла к Сереже. Заторопилась, чтоб опять не забыть.

— Грач, послушай, я ведь к тебе по делу.

Он улыбнулся. Понравилось, видно, что я старое его прозвище вспомнила.

— А ко мне и так можно. Я не гордый.

— Нет, правда. Не веришь? Помоги мне ребят отыскать. Одна я не справлюсь. Это задание Кирилла Петровича.

— Каких ребят? — не понял Сережа.

Ох, мамочка! Он же ничего не знает. Пришлось рассказать, как я увидала Борю, как он судил матч дворовой команды. Одним словом, все, все. И добавить, что Кирилл Петрович во что бы то ни стало велел найти мальчишек. Сказал: «Это очень важно».

Сережа не пришел в восторг от моей просьбы. Начал увиливать:

— Где ж я их найду? Уравнение со всеми неизвестными.

— Ну, как хочешь, — я не стала упрашивать. — Обойдусь без тебя. Думала, если ты Борису друг…

— Да я не против, — тут же согласился Сережа. — Только давай вместе. Я ведь не знаю даже, где их искать.

— Конечно, вместе, — подтвердила я.

Мне показалось, что он обрадовался. Стал прикидывать, с чего начать поиски. Договорились встретиться в ближайшее воскресенье.

Сережа повеселел. Мне бы собраться да уйти, а я вздумала задать ему еще один вопрос.

— Сережа, — спросила я. — Вы ведь вместе были с Борей в тот день.

— В какой день? — помрачнел он.

По-моему, он отлично понял, в какой. Спросил, чтоб оттянуть время.

— Когда Тамара переезжала.

— Ну и что?

— Неужели ты не помнишь, как все получилось?

К моему удивлению, он встретил этот вопрос спокойно.

— Не помню, — сказал. — Сначала я испугался: вдруг на меня подумают. Срамота же. А потом… Как груз с плеч. И апатия. Ни до чего нет дела.

— Эгоист ты.

Мы чуть было не поссорились. В последний момент меня отвлекли рыбки в круглом аквариуме, стоявшем на высокой подставке.

— Ой какая прелесть! Я и не заметила.

Сережа вызвался рассказать повадки каждой из рыбок. Он долго объяснял мне, какие из них живородящие, а какие готовят гнезда для детенышей. Было интересно. Из кухни до нас время от времени долетали голоса. Там спорили Назар Павлович с Прасковьей Никитичной. Я иногда прислушивалась.

— Твоя правда, виноват, — отбивался Назар Павлович. — Понимаю, что завод еще мало сделал для наших ребят.

— Отцы и в школу редко заходят, — твердила свое Прасковья Никитична. — На родительском собрании одни женщины.

И опять голос Назара Павловича:

— А я о чем толкую? На заводе мы дрожим за каждый грамм металла. И правильно, что дрожим, экономим. А сбился с пути парнишка — все проходим мимо. Пусть отец с матерью отвечают. А уберечь парня от ржавчины, вырастить твердым в убеждениях — не общее ли дело. Ведь все они наши сыновья. Шутка ли сказать: сыновья Москвы!

Мне понравилось, как сказал Назар Павлович, и я выглянула в коридор.

— Уже уходишь? — спросил Сережа. В голосе его мне послышалось сожаление.

— Да, пора.