Пришлось вернуться в Корюковку. Но и там немцы. Все ж таки пробрался домой Отец, оказывается, тоже не проник к отряду и прячется на колхозной конюшне. Потом перешел в коноплю. Я ему туда несколько дней носил еду. Прохожу и кричу: «Ку-ку!» Он откликается, я ползу к нему. Так мой батька жил дней восемь, пока немцы стояли. А я ходил, приглядывался к немцам. Первый раз порадовался, что мал ростом. Они на меня не обращали внимания.
Как-то встречаю нашу учительницу немецкого языка Лего. Муж у нее тоже какой-то иностранец. «Вот, думаю, стерва, не эвакуировалась». До войны была такая активная, член месткома, а сейчас идет с немецким солдатом, что-то показывает, сама веселая… Ясно, что ждала и теперь будет нам гадить. Я тогда решил за ней следить.
На другой день идет одна. Я ее обогнал, поздоровался и пошел впереди. Подхожу к бывшему комсомольскому магазину и нарочно оторвал на ее глазах доску от крыльца. Она, конечно, реагирует: «Мальчик, поди сюда! Ах, это ты, Володя. Зачем ты, Володя, портишь имущество, это ведь теперь не советское. При новом порядке будем вас по-другому воспитывать. Где твой папа? Он не коммунист?» Отвечаю: «у меня папаша умер». Она, оказывается, ничего обо мне не помнит. «А ты не комсомолец?» Отвечаю: «Боже меня сохрани». «Заходи ко мне, Володя, в гости, ты, кажется, хороший мальчик». Значит, клюнуло. Теперь надо во что бы то ни стало найти партизан.
Немецкие части прошли, осталась только комендатура. Двигаться гораздо легче. Батька увидел, что я кое-что соображаю, дает мне поручение: «Завтра, — говорит, — на лесозаводе назначено собрание корюковских партизан. Иди по адресам, сообщи кому надо». Я рад. Все ж таки настоящее дело. Всем сообщил и сам иду на собрание. Подхожу к лесозаводу, а дозорные кидают в меня камнями, даже близко не подпускают. Я стыжу их: «Как же так, я народ собирал, а теперь гоните…» Пустили. Так я стал партизаном. Мне дали карабин. Тот самый, что был у меня в огороде. Но вручили торжественно, и я понял, что получаю оружие для борьбы…
На этом Володя Тихоновский прекращает рассказ, медленно скручивает козью ножку… Он ждет, конечно, вопросов. Повышает интерес у слушателей.
— А как же эта немка? Ты сказал командиру?
— Вы с батьком ушли, а как же мать? Ей от немцев ничего не было?
— Во-первых, — отвечает Володя, — у меня не только мамаша, но еще и младшая сестренка. А во-вторых, мы с отцом очень даже волновались. Их бы свободно могли расстрелять и сжечь дом. Но тут вышло так: два военнопленных, которые бежали из лагеря, наткнулись возле самой Корюковки на мину. Их разорвало. Люди с нашей улицы, человек двадцать, не меньше, дали в полиции подписку, что это мы. То есть, что взрывом убило отца и меня. Так и спасли мать и сестренку.
— Не узнали, что ли?
— Как это не узнали. Отлично узнали, что это не мы. Но есть у людей солидарность. Потому и работать можно. Потому-то я и мог ходить прямо среди самих немцев. Народ не выдавал. Сволочей все ж таки мало. Их издалека видно… Вот Лего и муж ее оказались форменными гадами. Мне наш комиссар, товарищ Рудой, приказал снова проникнуть в Корюковку и втереться в доверие к этой немке. Никогда мне раньше втираться не приходилось. Знаете, как трудно! Это все равно, что подружить с ядовитой змеей. Попробуйте-ка убедить змею, что вы ее уважаете. Я пошел к Лего в гости. Сидел там часа два. Эти супруги уговаривали меня выследить руководителей партизанского отряда. «Твоей маме дадут землю, а тебе очень хорошую, заграничную одежду и красивую немецкую медаль, а кроме того, за каждого пойманного коммуниста по тысяче рублей…» Попробуйте сидеть смирно и слушать такие слова. Я обещал супругам, что обязательно все сделаю. Только потребовал, чтобы за каждого пойманного коммуниста мне еще платили по пуду муки. Они поверили, что я торгуюсь. Согласились на полпуда. Хотели тут же вести меня к коменданту, чтобы я дал подписку. Еле отбрехался.
На следующую ночь товарищ Рудой и еще один партизан влезли к супругам Лего в окно. Я сперва начертил на бумажке внутреннее расположение комнат. Я просил Рудого взять меня, очень хотелось участвовать активно. Не вышло. Опять мне сказали, что для таких дел я маленький. Так было обидно. Я стоял на улице, чтобы в случае чего свистнуть. Через полчаса открывается дверь, выходят партизаны. «Все в порядке, Володя, пошли!» Они этих супругов кончили без выстрела. Нашли у них списки городских коммунистов и жен офицеров…
После этого мне был приказ действовать и дальше в городе. Я жил дома, но днем никуда не показывался. Батька принес мне рулон бумаги и говорит: «Пиши». Я целыми днями писал прокламации. Меня свели еще с одним парнишкой — Леней Ковалевым. Очень смелый паренек. Мы потом такие номера откалывали! Еще с нами был комсомолец Науменко, по прозвищу Боня. Тоже ловкий хлопец. Его из отряда погнали. Спал на посту. Если какое-нибудь живое дело — он может. А стоять на месте не хватает дисциплины.