Подполковник Ковалев

Семен и теперь не выговаривал букву «л», и у него получилось: «пошев».

— А я кое-что успел посмотреть в твоем хозяйстве, — сказал Боканов.

— Ну и как? — встревоженно поглядел Гербов. И стал походить на прежнего вице-старшину, обеспокоенного тем, все ли в его подразделении в порядке.

Они еще поговорили с полчаса. Гербов спохватился:

— Да что же это, Сергей Павлович, все обо мне и обо мне. А как вы живете?

— В трудах и заботах, — весело посмотрел Боканов, — инспектирую училища… Половина жизни на колесах…

— А сын?

— Поторопился сделать дедом. Нина немедленно меня на внука променяла.

— Все идет своим чередом, — задумчиво, по своему обыкновению, медленно, произнес Гербов.

Зазвонил телефон. Семен снял трубку.

— Полковник Гербов… Слушаюсь, товарищ генерал. Вас понял. — Положил трубку, вздохнул: — Труды и заботы… Сергей Павлович, — просительно посмотрел он, — я надеюсь, вы зайдете сейчас к нам домой? Познакомитесь с моим святым семейством…

Боканов прикинул: до отхода поезда оставалось часа четыре.

— С удовольствием.

Гербов набрал телефонный номер:

— Жека, ты?

В трубке послышался юный голос.

— Буду через десять минут. Приведу с собой дорогого гостя… Какого? Своего воспитателя…

Да, да, Сергея Павловича. Что за визг? Приготовь там всё…

Семен Прокофьевич положил трубку:

— Это Женька. Учится в девятом классе, математик и… музыкант — не частое сочетание? Старший учится в московском баумановском… Прямой проводник технической революции…

Они подошли к небольшому дому, минутах в пяти ходьбы от штаба дивизии.

Дверь открыл худенький белокурый юнец, уставился на Боканова с нескрываемым интересом. Помог ему снять шинель, положил на вешалку папаху.

— Ну, давай знакомиться, — протянул руку Боканов.

— Евгений Гербов, — почтительно, но с чувством собственного достоинства представился мальчишка. — У нас в доме все вас знают…

— Разговорился… — усмехнулся Гербов. — Мама где?

— Побежала в магазин… — выпалил Женя и спохватился: не сказал ли лишнего, — Сейчас придет…

— А Гербов-младший?

— Спит как бобик, — сообщил он мягко и смутился: можно ли так в присутствии воспитателя отца?

…В большой комнате, обставленной со вкусом, они сели на диван.

— Ты уроки сделал? — поинтересовался отец.

— Сочинение не дописал… Ничего, успею.

— Понимаете, Сергей Павлович, лепит орфографические ошибки без зазрения совести… В кого бы это? Мать грамотная, да и я вроде бы…

Сергей Павлович улыбнулся, и Гербов, вдруг вспомнив что-то, помял крутой подбородок:

— Ну, не так, правда, сразу…

Когда Семен появился в суворовском, то хотел изучать только науки военные. А его, фронтовика, заставили учить: почему надо писать «на площади», но «на площадке», «в тетрадке», но «в тетради»… Ничего — одолел.

Позвонили в дверь.

— Моя донская, семикаракорская казачка! — просиял Гербов и быстро пошел открывать.

Рослая, статная Тамара Леонтьевна, в пуховом платке, облепленном снегом, остановилась на пороге:

— С приездом!

Снег еще не стаял на ее темно-каштановых волосах, выбившихся из-под платка, на сросшихся бровях; полные губы, карие глаза приветливо улыбались.

Она передала сыну увесистую сумку, быстро сбросила шубу — ее подхватил муж, — крепко пожала руку Сергея Павловича. Собственно, такой он ее и представлял по описаниям Володи: правильные, прямо-таки классические, черты лица, покатые плечи, высокая шея, решительность и величественность во всем облике.

— Историк, директор школы и… начальник семейного гарнизона… — шутливо начал перечислять Гербов.

В том, как он это делал, как смотрел на жену, Боканов почувствовал, что Семен гордится ею, что он из тех мужей, что дома с удовольствием признают над собой неугнетающее повелевание любимой. Вероятно, даже самому сильному человеку необходима разрядка, часы, когда он с готовностью ослабляет волю.

Здесь, по всей видимости, был необременительный и добровольно принятый матриархат.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Половину обратного пути Ковалев проделал поездом, а затем взял билет на самолет.

Из аэропорта, перед отлетом, позвонил в часть. Дежурил старший лейтенант Борзенков.

— Гости были? — поинтересовался Ковалев.

Борзенков, сразу поняв, что подполковник спрашивает об инспектирующих, успокоил:

— Никак нет…

«Странно», — подумал Владимир Петрович.

— Как настроение, Алексей Платонович? — спросил Ковалев.

— Все в порядке, — после едва заметной паузы бодренько ответил старший лейтенант.

Незадолго до отъезда в суворовское у Ковалева был достаточно неприятный разговор с Борзенковым.

Алексей закончил высшее общевойсковое училище с отличием. Любил говорить, что «воковец».

Вымытый, отутюженный, с гребнем каштановых вьющихся волос, с неким намеком на бакенбарды, старший лейтенант был модником: носил узкие брюки, укороченную шинель, фуражку блином (вытащил из нее пружину). Пытался даже сшить ее «по морскому образцу», с кантом повыпуклее, но ироническое замечание Ковалева: «На флот переводитесь?» — заставило Борзенкова не появляться в этой фуражке на службе.

Даже рукава рубашки Борзенков в жару подтягивал с какой-то небрежной молодцеватостью, повыше запястий, всем видом показывая готовность исполнять приказание.